ОСКОЛКИ НЕБА, ИЛИ ПОДЛИННАЯ ИСТОРИЯ "БИТЛЗ". Мистическая быль

   Я не знал тебя, но я любил..."
   - Это будет новый альбом "Битлз"? - спросила Йоко, когда Джон, повторив эти строчки раз пятьдесят, остановился.
   - Нет, - отрицательно помотал он головой. - К "Битлз" это не имеет никакого отношения.
   Йоко одобрительно кивнула. А он добавил:
   - Пожалуйста, позвони Дику Грегори. Я хочу, чтобы он делал мне массаж. Весь день. Я хочу попытаться обойтись сегодня без героина.

   Когда мастер-запись альбома "Let It Be" была готова, "Битлз" неожиданно проявили к ней интерес и, откликнувшись на звонки Дебби, дружно явились в "Эппл". В том числе и заметно взбодрившийся Джон. Власти США, не очень-то довольные его миротворческими акциями, не продлили ему визу, вот он и вернулся в Лондон. Но доктора Янова он прихватил с собой.
   И вот они уселись в павильоне, и Спектор включил магнитофон... Неожиданным было уже начало: не музыка и даже не счет -"раз, два, три", как в "Please, Please Me", а совершенно бессмысленная фраза Джона в стиле его абсурдных шуточек: "Люблю Пигмея" Чарльза Хотри - спектакль в пользу глухих! В первой фазе Дорис получает овес..." Что означает этот набор слов, сказанный им на какой-то репетиции года два назад, никто не помнил.
   Но Джон от такого начала пришел в восторг и даже захохотал от удовольствия. Теперь, что бы не следовало дальше, альбом ему уже нравился. Пол же, напротив, насупился. Его интересовала музыка, а не модернистские хулиганства. И музыка началась сразу за выкриком Джона. Это был огрызок песни Пола "Двое из нас", которую он когда-то забросил, посчитав неудачной:
   "Ты и я - шлем открытки,
   Пишем письма на стене.
   Ты и я - жжем по спичке,
   По привычке мы идем домой...
   Дорога домой,
   Дорога домой,
   Идем домой..."
   К черновой записи этого фрагмента Спектор не добавил ничего, оставив его как есть. Обрывалась "песня" так же внезапно, как и начиналась. А затем вновь прозвучала фраза Джона: "Да, о'кей... Погодите... Раз, два, три..." По замыслу продюсера, все эти ухищрения должны были ввести слушателей в атмосферу репетиции "Битлз", и если это удастся, вся "лажа" будет прощена.
   Но Пол не желал этого понимать. Он был вне себя: "Начать пластинку с какой-то бесформенной каши! Это профанация и позор!.." И он уже не был способен прочувствовать, как прекрасна была следующая песня - "Across The Universe" Джона. Она была нежна и влекла фантазию в заоблачные дали. Услышав ее припев - буддийскую мантру "Джай Гуру Дэва Ом", Харрисон впал в благостный транс: наконец-то не он один в "Битлз" сеет с помощью музыки зерна мудрости Кришны... А его собственная песня "I, Me, Mine" была так шикарно доработана Спектором с добавлением мощного органа и перемикширована, что обещала стать хитом.
   Законченные, добротные номера перемежались с сырыми обрывками и репликами. Наконец, дошла очередь до песни Пола "The Long And Winding Road". От ее мелодии, окрашенной звучанием симфонического оркестра, щемило сердце, и Ринго даже зашмыгал носом... И тут Пол взорвался:
   - Выключите, наконец, эту гадость! - заорал он.
   Спектор, наблюдавший за ними, и тихонько пухнувший от гордости, не поверил своим ушам:
   - Гадость?.. - переспросил он.
   Пол, не дожидаясь, когда тот опомнится, сам прошел в рубку и остановил фонограмму.
   - Как вы посмели?!! - напустился он на Спектора, вернувшись. - Женский вокал! Хор монашек! В "Битлз" никогда не было и не будет женского вокала!
   - А мне понравилось... - сунулся, было, Ринго, но Пол грубо осадил его:
   - Тебя не спрашивают!
   Он снова повернулся к продюсеру:
   - Немедленно перемикшируйте этот номер или снимите его!
   - Нет, нет, - вмешался Джон, - ничего не надо менять. Отличный альбом, отличная песня...
   - Это МОЯ песня! - ощетинился Пол. - И МНЕ лучше знать, как она должна звучать! Я не собираюсь позориться на весь мир!
   Почувствовав поддержку Джона, Фил Спектор позволил себе обиженно возразить:
   - Когда я работал над ней, я несколько раз звонил в Шотландию и просил вас помочь мне. Но вы трудились там над собственным альбомом. А меня поджимали сроки, я не мог ждать вечно!
   - Ты обосрался, Макка, - констатировал Джон.
   - Это МОЯ песня, - повторил Пол удрученно.
   - "Я, мне, мое", - процитировал самого себя Джордж.
   - Это песня "Битлз", - сказал Джон веско. - Запомни это, мой мальчик.
   Пол потемнел от обиды. Но он тут же взял себя в руки.
   - Ладно, - неожиданно спокойно сказал он. - Ладно. Но лично я отныне не работаю с "Битлз". Моя пластинка уже отпечатана и готова к продаже. Я придерживал ее, чтобы не навредить реализации альбома "Битлз". Но тем, что я не могу распоряжаться собственной песней, вы поставили меня в положение унижающее достоинство художника. И я снимаю с себя какие бы то ни было моральные обязательства. Свой диск я отправлю в продажу завтра же. И в каждом конверте будет лежать листовка с моим заявлением о выходе из "Битлз".
   - Напугал, - усмехнулся Джон. - Отправляй. Кто тебе мешает?
   - Теперь уже - никто и ничто, - согласился Пол. И саркастически добавил: "Пусть будет так".
   Он покинул студию, ни на кого не глядя.
   Проводив Пола полными слез, глазами, Дебби, такая же конченная битломанка, как и весь низовой состав сотрудников "Эппл", принялась обзванивать друзей и знакомых: "Салли! Это конец. Они окончательно разругались...", "Иштван? Ты был прав. Развод. Сегодня я буду спать с тобой, иначе я сойду с ума...", "Только прошу тебя, Моника, ничего с собой не делай! Обещаешь? "Битлз" больше не существуют... Нет, нет! Не вздумай! Положи таблетки на место!.."
   Тем временем "верхушка" "Эппл" собралась на военный совет.
   - Вы угробили наш альбом, - заявил Клейн.
   - С чего это вдруг? - поднял брови Джон. - "Битлз" лопнул, это факт, к этому дело уже давно двигалось, но эта-то пластинка уйдет нормально.
   - Нет, не уйдет, если диск Пола выбросят на прилавки раньше.
   - И у меня, и у Джорджа были сольные проекты, - возразил Джон, - и никакой катастрофы не случилось.
   - И у меня... - тихонько вставил Ринго, месяц назад выпустивший собственную пластинку "Sentimental Journey" и гордившийся ее двадцатым местом в хит-параде.
   - Вы не понимаете, - покачал головой Аллен Клейн. - Не зря ведь мы с мистером Мартином попросили Пола повременить с продажей своего диска. Ваши сольники не имели никакого успеха. Их или не заметили, или смеялись над ними. А вот Пол записывался только с "Битлз", и эти пластинки всегда были на первом месте. И все считают теперь, что "Битлз" - это Мак'Картни.
   - Вот как? - недобро прищурился Джон. По большому счету, ему было наплевать. И все же стало обидно.
   Вмешался Мартин:
   - Ты ведь не будешь отрицать, Джон, что над последними альбомами Пол работал намного больше, чем ты.
   - Да, - признал Джон. - Я уже давно чувствую себя его сессионным музыкантом. И мне это не нравится.
   Джордж согласно кивнул. Его раздражало то, как пренебрежительно Пол относился к его творениям, позволяя в диск вставить по одной-две песни. И это, кстати, не лучшим образом влияло на его заработок.
   - А раз так, - продолжал гнуть свое Клейн, - раз "Битлз" - это Мак'Картни, а то, что делают остальные сами по себе - ерунда, то его сольник пойдет нарасхват. Особенно если он и в правду не плох.
   - Я слушал, - снова вставил свое слово Мартин, - он очень не плох. В меру глуп и мелодичен.
   - То есть, он обещает быть бестселлером, - заключил Клейн.
   Свою лепту в разгром безмятежности Джона внес Спектор:
   - А если в конверте пластинки Пола будет заявление о распаде "Битлз", то "Let It Be" уж точно никому не будет нужен. Я старался создать впечатление репетиции живой группы. Теперь всем будет ясно, что это - блеф.
   Все смолкли обдумывая сказанное.
   - До чего мы доехали, парни, - нарушил тишину Ринго. - И только от того, что ни один не хочет чуть-чуть подвинуться... Спасу нет, какие все гордые... - Он поднялся. - Поеду-ка я к Полу, попробую его отговорить.
   - Лучше ехать Джону, - предложил Клейн.
   - Ну уж нет! - замотал головой тот. - Если поеду я, я набью ему морду!
   - Мне тоже не стоит, - задумчиво сказал Джордж. - Пусть едет Ринго.
   - Что ж, ладно, - нехотя согласился Клейн. - Давай, Ричи. На тебя, затаив дыхание, смотрит весь мир.
   Когда Ринго проходил через приемную, ту же фразу - "На тебя смотрит весь мир..." - прошептала так, что он не услышал, Дебби и до боли закусила пухлые губы.
   - Не знаю, правильно ли я поступаю, - Пол выглядел таким несчастным и испуганным, что Линда сейчас испытывала к нему скорее материнские, чем женские чувства. - Мы были друзьями много лет. Мы были почти как семья...
   Линда хотела сказать, что теперь у него есть другая семья, но тактично промолчала.
   - Мы любили друг друга, - продолжал он говорить, скорее, сам с собой, чем с ней. - Я всегда знал о той чертовщине, которая опутывает нас, но старался забыть... Но Клейн... Как я ненавижу его! - Лицо Пола исказила ненависть, а у Линды в готовности заплакать задрожали губы. Ей было очень неприятно видеть Пола таким. - Он всех настроил против меня! - Ничего не замечая, ударил кулаком по столу Пол. - И теперь я должен быть твердым. Обратного пути нет.
   Раздался звонок. Пол включил переговорное устройство:
   - Кто там?
   - Пол, это я, - раздался голос Ринго.
   - Чего тебе?
   - Впусти сначала... Тут холодно.
   - Нам не о чем разговаривать. - Пол отключил переговорник.
   Минут десять Ринго давил на кнопку звонка, бормоча:
   - Так-то ты поступаешь со старыми друзьями? Но я не отступлю. Потому что я одинаково люблю и тебя, и Джона, и я смогу вас помирить...
   Пол не отвечал. Тогда Ринго, не обращая внимания на удивленные восклицания фанаток Пола, вечно дежуривших тут, перелез через ограду, поднялся на крыльцо дома и начал методично колотить ногой в дверь.
   - Вот же дятел, - усмехнулся Пол, - ну что мне с ним делать?
   - Впусти его, - посоветовала Линда. - И будь с ним помягче...
   - Нет. - Пол поднялся. - Я не дам ему говорить со мной. А то он уговорит. Я сделаю все, как надо.
   Отперев, он распахнул дверь, и Ринго, делавший очередной пинок, с трудом удержался на ногах. Невинно глядя на Пола снизу вверх, он предложил:
   - Побеседуем, Макка?
   Линда тоже вышла из комнаты и, прислонившись к косяку, приветливо кивнула ему.
   Пол молчал, разглядывая его, словно не мог на что-то решиться.
   - Аллен Клейн не такой уж плохой парень, - сказал Ринго, - и все мы хотим тебе только добра...
   Зря он сказал про Клейна. Пол решился. Стиснув зубы, он, не проронив ни слова, правой рукой взял Ринго за лацканы пиджака и влепил ему левой такую затрещину, что мир для того полыхнул болезненным белым фейерверком.
   Пол услышал испуганный вздох и тут только обратил внимание на десяток девушек, наблюдавших эту сцену из-за прутьев ограды.
   Толкнув ошеломленного Ринго назад, он захлопнул перед его носом дверь. И без сил опустился на пол.
   Услышав всхлипывания, он поднял глаза и увидел, что Линда плачет.
   - Я должен был... - сказал он неуверенно. - Они ведь ничего не понимают...
   Когда Ринго вернулся в "Эппл", Дебби кинулась ему навстречу. Фингал был порядочным, и она приложила к его щеке смоченный одеколоном носовой платок. "Ублюдок! Какой же он ублюдок!..." - повторяла она. А затем принялась сладострастно вырезать бритвой все изображения Пола из плакатов на стенах приемной и рвать их на мелкие кусочки.
   Эта процедура была похожа на ритуальное действо, и работники студии, столпившись тут же, наблюдали за ней. Без ненависти в голосе имя Пола не произносил теперь никто.
   Опасения Клейна не оправдались. Альбом Пола "Mc'Cartney" и публикой, и критиками был принят холодно, если не сказать враждебно. Во-всяком случае, первого места в хит-параде он не увидел. А вот вышедший три недели спустя "Let It Be" - альбом группы, о распаде которой стало уже официально заявлено, альбом смикшированный из "отбросов", альбом, цена которого стараниями Клейна была выше обычной в несколько раз - возглавил список популярности на восемь месяцев. Только предварительных заявок на него было подано три и семь десятых миллиона... Лихорадочный блеск глаз и болезненный румянец делают порой умирающую от чумы девушку прелестной...
   Линдси-Хогг кое как склепал-таки свой фильм. Назывался он теперь тоже не "Get Baсk", а так же, как и пластинка. Но на его премьеру никто из "Битлз" не явился. Зачем?..
   Их взаимные обвинения, словно поток помоев, выплеснулись на страницы прессы. После всех оскорблений, которые Пол нанес остальным, а те - ему, о "мировой" речи уже быть не могло.
   Встал вопрос о разделе имущества, и Джон, со свойственными ему левацкими замашками, предложил поделить все поровну на четыре части. Пол не был согласен с таким вариантом. Неужели ЕГО вклад в величие "Битлз" равен вкладу Ринго или Джорджа?..
   ... Выходя из зала суда под руку с Линдой, бледный от обиды за все услышанные в свой адрес оскорбления, Пол краем уха услышал обрывок разговора двух репортеров:
   - ... И на этих подонков мы молились десять лет?!
   - Да-а... Кто бы мог подумать, что они так ненавидят друг друга? Заголовок у меня будет такой: "Джон Леннон назвал Пола Мак'Картни "сраным шакалом". Газету на части будут рвать.
   Пол остановился и обернулся к разговаривающим.
   - Пожалуйста, - попросил он, - будьте людьми... - он хотел сказать, - "Не пишите такой заголовок", но тут же подумал, что даже если он и уговорит этих двоих, остальные, а журналистов в зале было несколько десятков, все-равно напишут какую-нибудь гнусность. И он, махнув рукой, отвернулся.
   Одной из целей, которую он ставил перед собой, возбуждая тяжбу, он, во всяком случае добился: мосты были сожжены, Джон, Джордж и Ринго никогда уже не предложат собрать группу вместе. Что касается второй цели - денег... Игра не стоила свеч. Суд заморозил счет "Битлз" до окончания разбирательства группой экспертов - экономистов и юристов. Знатоки утверждали, что процесс этот займет минимум лет пять...
   По дороге к автомобилю, зябко ежась, Пол сказал жене:
   - Как только я вошел в зал, я сразу вспомнил этого психа, Мэнсона, помнишь, я тебе рассказывал?
   - Конечно.
   - Он кричал: "Ребенок должен родиться средь вас, но вы растерзаете его..." У меня такое чувство, что именно это мы и совершили.
   Ожидая возвращения троицы, Дебби вышла покурить и стояла на тротуаре в компании нескольких битломанов, день и ночь дежуривших возле дверей "Эппл". Выглядели они все они так, словно были гостями на похоронах. То и дело стряхивая легкий снежок с воротников, они вполголоса переговаривались ни о чем. Собственно, это и были похороны.
   Но вот в конце улицы появился новенький белый "роллс-ройс" Джона. Ждущие подтянулись, стараясь выглядеть бодрее. Машина остановилась, и из нее вывалилось... трое хохочущих парней.
   Поклонники не верили своим глазам.
   - Что?! Снова вместе?! - надеясь на чудо, подскочила к ним Дебби, но тут же осеклась, сообразив, что Пола с ними нет.
   Выяснилось, что веселье вызвано выходкой, совершенной Джоном напоследок.
   После того, как было объявлено решение суда, они, расстроенные, гуськом вышли из зала. Комментировать событие репортерам они отказались. Сев в машину, Джон наклонился к шоферу:
   - Энтони, кирпичи у нас еще в багажнике?
   - Да, - водитель сокрушенно поскреб затылок. - Извините, я вчера вечером забыл их выгрузить.
   - Не извиняйся. Ты просто праздник мне устроил. На Кавендиш-Стрит, к Полу! - скомандовал он, откинулся на спинку сидения и пояснил Джорджу и Ринго: - Я вчера для сада кирпичи купил. - Но, заметив, как удивленно они переглянулись, он не выдержал и прыснул.
   Бессменные поклонницы Пола потеснились, уступая их машине проезд к двойным черным воротам. Джон не стал звонить, а, как давеча и Ринго, перелез в сад через ограду. Затем распахнул ворота изнутри и, потирая замерзшие руки, подошел к багажнику. Ринго и Джордж вышли из машины загипнотизированные происходящим.
   Энтони открыл багажник. Джон взял два кирпича и вернулся в сад. Немного не дойдя до дома, он остановился, сделал дурашливое движение готовящегося к броску метателя диска, а затем один за другим кинул кирпичи в окна Пола.
   Поклонницы и Джордж с Ринго застыли, не веря своим глазам. Звон бьющегося стекла наполнил воздух.
   В проеме одного из выбитых окон появился Пол. По его лицу невозможно было понять, какие чувства он сейчас испытывает. Как и остальние он не проронил ни звука. Сзади подошла Линда и обняла его за плечи.
   Неожиданно Джон откинул голову и захохотал. Было холодно, и пар изо рта делал Джона похожим на глотающего огонь факира. Просмеявшись, он крикнул:
   - Вот и еще один повод подать на нас в суд, Кемпбелл!
   Тут заржали и остальные, втискиваясь в "роллс-ройс".
   Провожая машину взглядом, Пол тихо сказал:
   - Я так не могу, Линда. Я должен с ним поговорить.
   - Как знаешь, милый, - отозвалась та. - По телефону?
   - Он бросит трубку.
   - А если он выставит тебя? Как ты Ринго.
   - Значит, я должен пережить и это.
   Но Джон не выставил Пола, когда тот явился к нему после полуночи. Во всяком случае, сразу. И тут же объяснил свое великодушие:
   - Ко мне часто являются гости, которых мне совсем не хочется видеть. Теперь, Макка, ты - один из них.
   - Нам нужно поговорить, - сказал Пол, пройдя и усевшись в кресло.
   - О чем? - оскалился Джон. - Разве сказано еще не все?
   - По-настоящему не сказано еще ничего.
   - Да? И сколько же дерьма нам предстоит еще сожрать, прежде чем мы, наконец, расстанемся? Или "по-настоящему" - это дуэль? Я готов. У меня есть ружье.
   - Джон, я хочу, чтобы ты меня понял...
   - Крокодил проливает слезы. Того, что сделано не изменишь. Выбрал путь подлеца, так хотя бы наберись смелости пройти его, не сворачивая.
   - Не затыкай мне рот, выслушай...
   - Да?! Смотри-ка, какие мы обидчивые! Я ему даже еще по роже не дал, а он уже обижается! - Джон плюхнулся в кресло напротив и сложил ноги на журнальный столик. - Ты меня просто восхищаешь, мальчик!
   - Я хочу начать разговор со Стюарта...
   - Не надо! - Джон резким движением поставил ноги на пол и наклонился вперед, приблизив свое лицо к лицу Пола. - Однажды я предупредил тебя: ни-ко-гда не касайся его имени!
   - Ну дай ты мне пять минут, - взмолился Пол. - Только пять минут...
   Джон поднес к глазам часы.
   - Начал!
   Торопливо, сбиваясь и перескакивая с одного на другое, Пол принялся рассказывать обо всех своих страхах, обо всех сверхъестественных событиях, подтверждающих мистические прозрения Стюарта. Смерть Джулии Леннон, смерть Мэри Мак'Картни, смерть самого Стью и его "записка с того света", смерть Брайана, истерическое поклонение всего мира, калеки, жаждущие коснуться "Битлз" для исцеления, невиданный успех их даже самых неудачных песен ("Так бывает с теми, кто продал душу дьяволу" - прокомментировал он это), буря ненависти, вызванная заявлением Джона о Христе, страшные слова ритуального убийцы Мэнсона...
   Внезапно, под действием ироничной улыбочки, с которой Джон выслушивал его, Пол осознал, как неубедительно все это звучит... И выкрикнул:
   - Да очнись же ты! Неужели ты ничего не понял?!
   Джон посмотрел на часы:
   - Все. Ты перерасходовал две минуты моего драгоценного времени. Что касается сказанного... Отчего же, я все понял. Ты - мученик. Ты несешь крест за всех нас. И судился ты с нами не из-за денег, а из самых благородных побуждений. Умница. - Он поднялся. - Тебе пора, Макка. И запомни: самый страшный тип подлеца - подлец С ТЕОРИЕЙ. Прощай.
   Пол встал и с потерянным видом поплелся к выходу.
   Прежде, чем закрыть дверь, Джон бросил:
   - Да! Напоминаю. У меня есть ружье. Если ты еще раз явишься ко мне, я пристрелю тебя, как бешеного пса.

   Последующее десятилетие каждый "экс-битл" жил собственной жизнью.
   Джон окончательно перебрался в Нью-Йорк, обосновавшись с Йоко в шикарном доме под названием "Дакота". В течении пяти лет он с переменным успехом выпускал по пластинке в год, с головой, к тому же, окунувшись в бурную политическую жизнь Америки и изредка радуя публику теми или иными эксцентрическими выходками.
   Какие только движения, партии и фонды не отхватили по жирному куску от его состояния. Он щедро раздавал свои деньги, ощущая себя чуть ли не виноватым в том, что богат. Но никогда нельзя было сказать точно, серьезен ли тот или иной его жест бескорыстия или это - очередное шутовство, сколько бы оно ни стоило.
   Его семейная жизнь с Йоко протекала не безоблачно. Время от времени он "погуливал на сторону", а однажды сбежал с секретаршей Йоко миленькой китаянкой Мэй Пэнг и не показывался дома больше года. (Именно во время этого затянувшегося приключения он, кстати, вновь ославился на весь свет тем, что, будучи в стельку пьяным на концерте Джерри Ли Льюиса, кинулся целовать ему ботинки.)
   Когда он возвращался, Йоко проявляла истинно азиатское благоразумие и принимала его без единого слова упрека.
   Так продолжалось до семьдесят пятого, когда Йоко, наконец не подарила ему сына, которого они назвали Шон Таро Оно Леннон. "Подарила" в буквальном смысле этого слова, ведь она родила его девятого октября, в День рождения Джона.
   С этого момента семейство Леннонов исчезло из поля зрения прессы. Джон с головой окунулся в домашние хлопоты, ухаживая за сыном, гуляя с ним по обширному, купленному на острове Лонг-Айленд, поместью... Даже финансовые дела семьи он переложил на Йоко, не без основания полагая, что у той коммерческая жилка развита более, чем у него.
   Джон не отходил от Шона ни на шаг. Больше всего он боялся, что тот вырастит потребителем. И боролся с этим достаточно своеобразно: покупал ему все, чего бы тот ни пожелал, иногда тратя за один поход в магазин игрушек по нескольку тысяч долларов. Как ни странно, он добился желаемого результата: единственным предметом гордости сына были не электрические автомобили и поезда, которые ему быстро надоели, а собственноручно собранная коллекция ракушек и камушков...
   А Йоко ежедневно рано утром удалялась в офис и до позднего вечера занималась делами: куплей-продажей ценных бумаг, недвижимости и даже стад крупнорогатого скота.
   Джон вспомнил, как позавидовал однажды булочнику Питу Бесту. И научился печь хлеб. Этот процесс увлекал его теперь больше чем оставленное сочинительство. А еще большее наслаждение доставляло ему наблюдать, как собственноручно им испеченные караваи едят Йоко и Шон.
   Чуть ли не главной целью, которую поставил перед собой Джон, воспитывая сына, было сделать так, чтобы тот не чувствовал себя "ребенком звезды". Пожалуй, он даже перестарался в этом.
   Когда Шону шел пятый год, соседи показали ему на Рождество "Желтую подводную лодку". Мальчик ворвался в дом с восторженным криком:
   - Папа! Я знаю! Ты - один из "Битлз"!
   - Верно, - признался Джон. - Был. Давай-ка за стол, Рождество надо встречать дома.
   Но счастливый блеск в глазах сына заставил его пересмотреть свой взгляд на прошлое. Вдруг ему захотелось, чтобы тот гордился им. И не былыми заслугами, а тем, что он есть сейчас. Ему вдруг подумалось, что роль папы-домохозяйки, которой сам он так кичится, вряд ли может удовлетворить честолюбие нормального мальчика.
   И он решил привнести в воспитание мальчика элемент мужественной романтики. В августе восьмидесятого, взяв с собой Шона, Джон отправился на своей яхте "Изида" в путешествие на Бермудские острова. По пути они попали в шторм, половина команды свалилось с морской болезнью, и Джон встал за штурвал сам.
   Шон, мокрый до нитки, не слушаясь приказа Джона спрятаться в каюте, стоял рядом, крепко держась за поручни и, время от времени, влюбленно поглядывая на отца. Его папа вовсе не домохозяйка, и даже не только один из "Битлз", нет, он - прославленный бесстрашный морской волк!..
   Смена жизненного ритма, красота Бермудов и необходимость быть сильным заставили Джона о многом подумать... Там, на яхте, он впервые за пять лет снова начал писать песни... Одна из них называлась: "Just Like Starting Over". И начать он решил с нового альбома. Даже придумал название - "Двойная фантазия", во-первых, потому что он будет состоять из двух пластинок, а, во-вторых, потому что Йоко выступит в нем таким же полноправным автором, как и он.
   Уничтожив "Битлз", Пол понимал, что ему будет трудно. Но он не предполагал, что будет ТАК трудно.
   Больно, когда от тебя отрывают кусок живого мяса. Но еще больнее, когда ты сам - кусок оторванный от чего-то большего. И выжить тогда практически невозможно.
   Его растерянность граничила с безумием. Он перестал работать. Он перестал бриться, да и вообще перестал заботиться о своей внешности. Он перестал интересоваться сексом. Даже с Линдой. Чувство вины и безысходности не оставляло его ни на миг.
   Когда-то он с брезгливостью отнесся к увлечению Джона героином. Теперь, спрятавшись с Линдой на своей шотландской ферме в Суссексе, он сам погрузился в эту радужную трясину.
   Они жили в крестьянской лачуге, которую Пол хотел когда-то переоборудовать под студию, поставив рядом настоящий дом. Они спали на старых, пропахших сыростью матрацах, брошенных прямо на цементный пол. По утрам Линда, прихватив деньги, отправлялась к соседям и покупала у них провизию - домашних сыр, домашний хлеб, яйца и молоко. Пол просыпался часа в три-четыре дня, но долго еще лежал в тяжелой полудреме. Когда он, наконец, вставал, Линда через силу кормила его.
   Так продолжалось несколько месяцев. Однообразные муторные дни прерывались сюрреалистическими эпизодами. Как-то, например, к ним на ферму явился журналист и потребовал от Пола доказательств, что он - не фальшивый. Придя в бешенство, тот вылил на репортера стоявшее у порога ведро воды и в шею вытолкал из дома.
   В другой раз, проснувшись среди ночи, Пол увидел в пробивавшемся сквозь ставни тусклом свете луны, что между ним и Линдой храпит какой-то худой, заросший оборванец. Пол растормошил его:
   - Ты откуда? - спросил он.
   - Я? - удивился тот. - Я уже неделю тут живу, парень! - незнакомец раздвинул в улыбке полный гнилых зубов рот. - Ты еще сказал мне: "Будешь жить со мной, Эд, все будет в порядке. Я написал "Yesterday", и героин у нас будет всегда..."
   Пол вытолкал и его.
   Образ жизни больных растений прекратила Линда. Однажды утром она, вместо того, чтобы приготовить еду и убраться в доме, принялась колотить Пола ладонями, крича:
   - Вставай! Вставай, говнюк! Я больше не могу спать с трупом!..
   И он взял себя в руки. Ему казалось, что он, как потерянная игрушка, долго провалялся под шкафом в паутине и пыли. И вот его нашли. Он отмылся, сбрил с подбородка неопрятную бороду и "вышел в свет". Но оказалось, игрушка уже вышла из моды.
   И началась гонка за утерянной славой. Сперва он работал в одиночку, затем сколотил довольно сносную группу, пригласив Денни Лейна и еще нескольких музыкантов. Ему хотелось, чтобы Линда всегда была рядом с ним, и он заявил, что она будет петь и играть на клавишных. Линда не умела ни того, ни другого, но, приняв это заявление за очередную прихоть, которая скоро забудется, стала честно брать у мужа уроки. Вскоре, однако, она уже довольно сносно музицировала, и судьба ее была решена: она стала выступать вместе с Полом, в свободное от работы время рожая ему предсказанных когда-то детей...
   Некоторые пластинки Пола и его "Wings" поднимались до вершин хит-парадов. Но до успеха "Битлз" им было все-таки очень далеко. Пол переносил это болезненно, хотя и сознавал, что он добился именно того, к чему стремился: он стал просто музыкантом. ПРОСТО МУЗЫКАНТОМ, безо всякой чертовщины и мистики. Оказалось, правда, что он - не самый сильный музыкант в этом мире.
   Однажды, находясь по делам в Нью-Йорке, он пришел в гости к Джону, как в старые добрые времена, захватив с собой гитару.
   Но тот не пустил его дальше порога.
   - Это тебе не Ливерпуль, Макка, - сказал он, не поздоровавшись. - Тут без телефонного звонка не приходят.
   - Я хотел спеть тебе новую песню, - начал Пол, еще надеясь, что Джон, по обыкновению поиздевавшись, все же впустит его, и они вволю повспоминают былые денечки.
   - Пошел вон, болван, - сказал Джон с кривой усмешкой. - Скажи спасибо, что мне до сих пор не дали вид на жительство, и я не могу держать у себя оружия. - С этими словами он захлопнул дверь у Пола перед носом.
   Джордж все дальше двигался по пути самопознания, углубляясь в дебри буддизма и индуизма. Патти ушла от него и стала женой Эрика Клэптона, что не мешало этой троице поддерживать теплые отношения друг с другом.
   Мало кто понимал его новые песни, посвященные, в основном Богу. Свою фирму звукозаписи он назвал "Темная лошадка". Ведь он был темной лошадкой для мира шоу-бизнеса.
   В его конторе работала низенькая поджарая, но яркая мексиканка по имени Оливия Ариас, она-то и родила ему сына, названного Дхани. А вскоре стала и его законной женой.
   Он выпустил много пластинок, но особого успеха они не имели. Похоже, он и не стремился к этому.
   Трижды общественность вновь привлекало имя Джорджа.
   В первый раз, когда он организовал грандиозную благотворительную акцию в пользу республики Бангладеш при участии Боба Дилана, Рави Шанкара, Клауса Воормана, Клэптона, Ринго и группы "Бедфингер". За два концерта в нью-йоркском зале "Медисон-Сквер Гаден" они заработали для Бангладеш десять миллионов долларов.
   Во второй раз - когда некто Роналд Мэк предъявил ему обвинение в плагиате. Речь шла о ставшей хитом песне Джорджа "My Sweet Lord", которая якобы (или не якобы) была один в один слизана с "He's So Fine" Мэка. Джордж заплатил крупный штраф, а Мэк признался журналистам, что его главный выигрыш - то, что он судился с одним из "Битлз"!
   Наконец, в третий раз о нем вспомнили, когда он выпустил роскошно оформленную автобиографическую книжку "Я, Мне, Моё". Несмотря на неслыханную цену в сто сорок восемь фунтов, она была моментально раскуплена и тут же стала библиографической редкостью, так как издана была тиражом в две тысячи экземпляров.
   Чуть ли не самым шокирующим в этой книге было то, что в ней ни разу не был упомянут Джон Леннон.
   В интервью журналу "Плейбой" Джон прокомментировал это так: "Он не забыл ни одного случайно встреченного саксофониста или гитариста. А меня там нет. Это довольно обидно..."
   Похоже, это действительно была тонкая месть Джорджа за то, что за все проведенные вместе годы Джон так и не начал принимать его творчество всерьез.
   Ринго всегда устраивала роль "профессионального друга". Его душа не умела ненавидеть, а любая грязь скатывалась с него, не прилипая.
   Предложения баснословных гонораров так и не заставили гордых экс-битлов собраться вместе еще хотя бы раз. Зато просьба Ринго о "маленькой помощи" свела таки их имена под одной обложкой. Джон Леннон написал для него песню "Я величайший", подарили песни и Пол с Джорджем. А в "You're sixteen" Пол от щедрот даже исполнил соло на мундштуке от саксофона... Не мудрствуя лукаво, Ринго назвал этот альбом "Ringo", и его успех побил рекорды сольных проектов Джона, Пола и Джорджа того времени.
   Что касается семейной жизни... Некрасивые эпизоды, которые привели к распаду брака Джона с Синтией и расторжению помолвки Пола с Джейн не стали для него поучительными. Однажды Маурин, к тому времени уже мать троих детей, застукала мужа в постели с фотомоделью Ненси Эндрюс.
   Он много снимался в кино, сыграв самые разноплановые роли - от пещерного человека до римского Папы. В Лос-Анджелесе он организовал фирму по изготовлению мебели и сам занимался дизайном...
   Он быстро простил Полу пощечину и остался единственным из них, кто, не боясь того, что его прогонят, мог заявиться к остальным в любое время дня и ночи.
   Собственно, умение прощать и было чуть ли не главным его талантом. В Англии, а еще более - в Америке, он оставался всеобщим любимцем. Потому-то остальные трое всегда с удовольствием приглашали его к сотрудничеству, в особенности - на живые концерты. Правда, чаще всего, подстраховавшись вторым, более техничным, барабанщиком.

   Своеобразные метаморфозы переживали в течении этого десятилетия и фанаты "Битлз".
   "Ассоциация молодых христиан" открыла перед Марком Чепменом путь к творению добра. В семьдесят пятом году он отправился в Ливан работать в бейрутском представительстве АМХ. Его окружало людское страдание, и он честно старался помочь каждому. Но началась война, и он вынужден был покинуть страну.
   Тогда он поступил на работу в Центр оказания социальной помощи вьетнамским беженцам в Форт-Уэффе, городе штата Арканзас. Он был полон готовности к самопожертвованию.
   Женился он, конечно же, на японке, которая, конечно же, была старше его. Ее звали Глория Абэ, но он называл ее Йоко. А когда, ни с того ни с сего, он сменил работу на должность вооруженного охранника больницы, на именную бляху он наклеил кусок ленты с надписью "Джон Леннон".
   Был момент, когда он думал, что, вынося горшки за умирающими вьетнамцами, он искупает грехи того, другого, Джона Леннона, который скупает землю, дома и коров... Но тот был известен, и именно его образ жизни, а не добродетель и жертвенность Марка, служили многим эталоном для подражания.
   Джон жил неправильно, недостойно своего великого имени и этим сводил на нет все добрые начинания Марка. К этому мнению мало-по малу приходил он.
   Марк периодически ложился в психиатрическую клинику. Лечь его уговаривала Глория, когда замечала, что его паранойя обостряется. Тогда он просыпался среди ночи и заводил горячий спор с ангелами добра и зла.
   "Ха-ха-ха! - смеялись над ним черные прислужники дьявола. - Продолжай в том же духе! Будь паинькой и не шали. Скомкай свою жизнь как тряпку и пытайся забить ей дыру в днище нашего мира! Только учти: эта дыра уже километров сто в диаметре, и наш-то Джон быстро грызет края, делая ее все шире и шире... Этот мир скоро рухнет в тартарары, и никто так и не заметит твоей верности!"
   - Почему? Почему все слушают его, а не меня? - спрашивал Марк удрученно. - Разве они не видят, что он - "липовый"?
   "Пока он жив, будет только так, - продолжали злорадствовать те. - Потому что зло всегда имеет силу, а доброта - слабая и незаметная! А убить его - у тебя кишка тонка. Боишься за свою мышиную душонку!.."
   "Не слушай его, - вступали в полемику ангелы Божьи. - Забудь обо всем и просто честно делай свое дело. В мире есть Тот, Кто всегда видит тебя и гордится тобой..."
   - Но почему Он не накажет поддельного Джона? Почему он не дает мне возможность учить людей праведности?..
   "Пути Господни неисповедимы", - отвечали ангелы смиренно, а их оппоненты злорадно хохотали в ответ.
   Иногда, чтобы заглушить эти назойливые голоса, Марк посреди ночи на всю мощность врубал ленноновскую "I Am The Walrus", ему всегда казалось, что эту песню ТОТ Джон Леннон написал специально для него: "Я - это он, поскольку ты - это он, поскольку ты - это я, и мы - всё вместе. Смотри, они бегут, словно свиньи от пуль. Смотри, они летят... Я плачу..."
   И он плакал.
   В психиатрической лечебнице Марку снимали обострение, и он возвращался к реальности и праведным делам, лишь смутно помня, что с ним происходило недавно.
   Увольняясь с работы двадцать третьего октября восьмидесятого года, в документах он вновь расписался: "Джон Леннон".
   Двадцать седьмого октября он купил "Смит-Вессон" тридцать восьмого колибра и авиабилет до Нью-Йорка.
   Для публики альбом "Double Fentesy" вернул Джона из небытия. Критики отнеслись к нему благосклонно, и он неплохо расходился. Но рекламы, по мнению Джона, было недостаточно.
   Оставив затворничество, он принялся сам искать встреч с журналистами. На вопрос одного из них: "Почему вы так долго занимались сугубо женскими делами?", он ответил: "По-моему, нам пора отказаться от мужского превосходства. Смотрите, к чему мы пришли за тысячи и тысячи лет! Мы что же, так и будем продолжать лупить друг друга до смерти?.."
   Недаром "Битлз" взяли себе такое "насекомое" название. Сейчас Джон чувствовал себя так, словно прошел период закукливания, и вот кокон лопнул, и он готов расправить крылья и взлететь.
   Он начал вдруг вспомнать и очень серьезно обдумывать все то, что сказал ему Пол во время их последнего разговора десять лет назад.
   Начать все заново...
   Чтобы взлететь, нужно было разбежаться. Чтобы разбежаться, нужно было немного вернуться назад. Сделав только один шаг - выпустив "Двойную фантазию", он почувствовал приближение к свету.
   Следующим шагом был его ночной звонок Полу.
   - Здорово, Макка, - сказал он через океан.
   - Привет, - отозвался тот так буднично, словно они болтали друг с другом каждую ночь.
   - Ты что не рад? - не удержался и съязвил Джон.
   - Рад, рад, - нехотя отозвался тот. - Чего тебе?
   - Ты уже послушал мою "Двойную фантазию"?
   - Конечно. Я слушаю все, что ты делаешь... Неплохо.