|
|
|
ИСКОВЕРКАННЫЙ МИР
|
|
- Не знаю, - ответил Фабио уклончиво.
- Ну, хотя бы приблизительно?
- Не знаю... - вздохнул Фабио. - У нас топливо кончается.
- Порошок?
- Нет. Порошка еще есть немного, а вот жечь его скоро будет не в чем. А он улетучивается... Щелей наоставляли...
- Что же делать?
- Надеяться на волю Всевышнего... Какое-то время мы еще будем лететь. Потом сбросим балласт. Глядишь, и дотянем до берега.
С самыми скверными предчувствиями Дмитрий прикрыл глаза. И, несмотря на ощущение опасности, все-таки уснул снова.
Истошный крик Фабио, - "Проснитесь! Мы падаем в море!" - разбудил всех.
Шар опускался. Небо хмурилось от приближающихся грозовых туч.
- Нужно освободиться от балласта! - проорал Фабио сквозь рокот штормовых волн. Путешественники принялись спешно отвязывать от краев корзины мешки с песком. Балласт был сброшен, и шар начал медленно подниматься. Но вдруг замер вновь.
- Что еще случилось?! - воскликнул Уолтер.
- Погасла горелка! - выкрикнул Фабио. - У нас кончилось топливо!
- Конец? - обреченно спросил Дмитрий, но его, скорее всего, не услышали.
- Одежда! - закричал Фабио. - Сбрасывайте одежду!
- Может быть, не надо?! - зябко кутаясь, крикнула ему в ухо Элизабет. - Одежда весит совсем мало! Какой смысл ее сбрасывать?! Лучше уж утонуть одетыми!
- Не вниз, а с себя сбрасывайте! - прорычал Фабио. - Нам нужно чем-то топить горелку!
Мужчины быстро сорвали с себя одежду, оставшись в одних трусах. Элизабет продолжала смущенно медлить.
- Рвите на куски! - скомандовал Фабио. Борясь с грозовым ветром, он с трудом разжег горелку и кинул в нее остатки порошка. Воздушный шар, зависший было над прибрежными скалами, вновь стал медленно подниматься. Решившись, принялась раздеваться и Элизабет.
- Синьорина! - попытался остановить ее Фабио. - Не надо, достаточно! Порошка уже нет все равно!
- Ах, так! - заявила Элизабет сердито. - Снова мужчины делают себя героями, оставляя женщину в стороне! Ну, уж нет! - она закончила раздеваться, оставшись в соблазнительном кружевном белье, и демонстративно выбросила платье вниз.
Налетевший порыв ветра внезапно качнул корзину, и все повалились с ног.
- Что это?! - взвыл Уолтер.
Фабио что-то прокричал в ответ, но за ревом бури его не было слышно. Воздушный шар неумолимо падал. Но уже не в море, а на сушу.
Одетые в рубище, обросшие и исцарапанные брели они по разбитой тележной дороге вдоль реки, один за другим минуя крестьянские дворы.
- Я больше не могу, - взмолилась Элизабет. - Мы тащимся по этим забытым Богом землям уже почти месяц!
- Потерпи, дорогая, - отозвался Уолтер. - К закату мы должны быть на месте.
- К закату? - невесело усмехнулась Элизабет. - Про прошлый закат, Уолтер, вы говорили то же самое. Кстати, - заметила она, - уже и закат. - Значит мы пришли. - И, со вздохом, она опустилась на траву.
Повалились рядом с ней и остальные.
Некоторое время они молчали.
- Я не понимаю, куда мог подеваться мой замок, - вдруг заплакала Элизабет. - Он ведь должен быть где-то здесь.
- Перестаньте, - жалобно попросил ее Фабио, - я не видел женских слез тридцать три года, и это зрелище невыносимо для меня.
- Может быть, мы что-то перепутали со временем? - мрачно предположил Уолтер. - Может быть, Бренд еще не построен?
- Если не лжет завещание, он построен уже двести лет назад, - отозвалась Элизабет, вытирая слезы и беря себя в руки. - Если, конечно, оно не лжет, - повторила она скептически.
Дмитрий поднялся и двинулся к ближайшему строению.
- Куда вы? - окликнул его Уолтер.
Дмитрий продолжал идти молча и не оборачиваясь.
- А-а, - понял Уолтер. - Логичнее было бы подойти к реке. Вода к воде...
- А я потерплю, - заявил Ладжози.
- И я потерплю, - согласился Уолтер. - До постоялого двора. Не тут же мы будем ночевать.
- А я могу и сутки терпеть, - доверительно сообщил Фабио. - У меня мочевой пузырь крепкий.
Элизабет неожиданно взбеленилась:
- А вам не кажется, что в присутствии дамы вы могли бы и не делиться такими милыми интимными подробностями своей физиологии?! А?! Мужлан?!
Фабио и Уолтер посмотрели друг на друга... И вдруг, разразившись диким хохотом, стали, корчась, кататься по траве. Элизабет вскочила на ноги и, уперев руки в бока, смерила их долгим презрительным взглядом. Но они продолжали ржать, не обращая на нее ни малейшего внимания.
- Ах так?! - рявкнула Элизабет в ярости. Но не привлекла их внимания к себе и этим. - Ах так?! - повторила она и искательно огляделась по сторонам. А затем сердито заявила: - Между прочим, идиоты, вот он - мой замок.
Мужчины хохотали, пропустив ее заявление мимо ушей. Элизабет повернулась к ним спиной и двинулась в сторону, противоположную той, в которую ушел Дмитрий. Уолтер и Фабио уже не смеялись, а тихо стонали. Затем они сели и недоуменно посмотрели вслед Элизабет. Уолтер, довольный тем, что может, наконец, сказать грубость, сообщил Фабио:
- Тоже ссать захотела.
Фабио хотел было рассмеяться вновь, но Элизабет резко остановилась, обернулась и холодно с расстановкой сказала:
- Я все прекрасно слышу, Уолтер. Вы ошибаетесь. Просто я иду домой. - И она указала на замок и мостик перед ним. Узнать его было действительно сложно. Сейчас он представлял из себя лишь небольшую крепость с заросшей травой дорогой. По-видимому, множество пристроек было сделано к нему позже. Но знакомые очертания все же угадывались.
Мужчины оторопело поднялись. Дмитрий со всех ног бежал к ним.
... Но они не пошли туда сразу. Не хватало еще погибнуть от рук предков Элизабет, нынешних владельцев Бренда, слывших отнюдь не самыми добрыми на свете людьми. Дождались темноты.
- Теперь вы должны указать мне, где была найдена картина, - возбужденно прошептал Фабио, когда они пробрались за ограждение.
- Ее нашли в часовне, - сообщил Уолтер. - Но я не вижу здесь никакой часовни. Нам что, придется ждать, пока ее построят?
- Она была найдена в фундаменте часовни, - припомнила Элизабет.
- Где находилась часовня? - спросил Фабио.
- Тут, справа от парадного входа, - указал Уолтер на покосившиеся деревянные ворота.
На указанном месте они обнаружили следы строительных работ - груды отесанных камней, опалубки...
- Все совпадает, - благоговейным шепотом отметил Фабио. - Фундамент возведен. Самое время прятать.
- Поспешим? - предложил Дмитрий.
- Одну минуту, - вмешался Уолтер. - В какой момент времени мы вернемся в будущее? В тот самый, когда исчезли оттуда?
- Конечно! - утвердительно заявил Фабио.
- Но тогда мы убегали от смертельной опасности. Вернувшись, мы просто-напросто погибнем! Сделайте же так, чтобы мы появились в будущем чуть раньше!
Фабио беспомощно развел руками.
- Но если мы вернемся в тот же момент, - настаивал Уолтер, - служители Ордена убьют нас, завладеют картиной и свершат свой дьявольский обряд. Зачем же вы вызвали нас сюда - в прошлое? - Во-первых, предусмотреть все - не в моих силах, - сказал Фабио. - Во-вторых, если бы вы не пришли, обряд был бы свершен уже сейчас. Вы дали Вселенной отсрочку на целых четыреста лет.
- А дальше?
- Дальше все зависит только от вас. - Так может не возвращаться? - предложила Элизабет.
Фабио со вздохом посмотрел на нее.
- Вы не представляете, сеньорина, как я был бы счастлив, если бы вы остались... Но нет. Не вернуться вы не можете. Иначе петля времени не замкнется, и мир исчезнет.
- Когда мы вошли в картину в двадцатом веке, у меня хотя бы карабин был, - мрачно заметил Уолтер. - Почему мы раньше не подумали об этом?
- У нас есть выбор? - риторически спросил Дмитрий.
Все удрученно промолчали. Фабио огорченно пожал плечами. Он развернул картину, разостлал ее по земле, и она тут же вспыхнула магическим светом. Все зачарованно уставились на полотно. Изображение гневного рыцаря исчезло, и поверхность холста искрилась золотом, как когда-то в мансарде.
- Она зовет вас, - сообщил Ладжози. - Это знамение. Я чувствую, все должно кончится хорошо. Хотя вряд ли мои предчувствия и успокоят вас.
Первым решился Уолтер.
- Прощайте, - сказал он, пожал руку Фабио и, словно в омут, шагнул в картину. Его тело медленно, словно в зыбучий песок, погрузилось в переливающуюся субстанцию. Остальные переглянулись.
- Теперь я, - явно храбрясь, заявила Элизабет и, осыпав лицо Фабио быстрыми поцелуями, вошла в картину следом.
Дмитрий, опустив голову, спросил:
- Мы все сделали правильно?
- И я уверен, вам многое еще предстоит, - кивнул ему Фабио нарочито бодро.
- Ладно, - вздохнул Дмитрий. - Не забудьте нарисовать герцога... - И он последовал за остальными.
Вывалившись из картины в мансарду, Дмитрий, увидел, что Уолтер и Элизабет уже пленены служителями Ордена. Его друзья ждали своей участи, лежа со связанными руками и ногами. Чья-то тяжелая ладонь опустилась на плечо Дмитрия, но не успел он и обернуться, как был скручен и тоже повален на пол. Сунув в рот кляпы, их бросили на дно повозки и куда-то повезли по тряской дороге. Самым мучительным для Дмитрия было даже не то, что происходило с ним, а стоны - Уолтера, а особенно Элизабет. Фабио ошибся, окончательно уверился Дмитрий. - Их всех ожидает смерть, а дьявольский обряд будет таки совершен.
Их выволокли из повозки, развязали ноги и тычками заставили спуститься по лестнице. Дмитрий узнал ее. Это была лестница в кабинет Перуцци под антикварной лавкой в Бухаресте. В комнате теперь не было письменного стола, вместо него под картинами Дмитрий увидел жертвенный алтарь. Спустя некоторое время в подземелье внесли седьмую картину и поместили ее на стену рядом с шестью остальными.
Вошел Перуцци в черной мантии и лиловой феске. Он остановится возле алтаря и подал знак своим подручным. Четверо монахов сдернули с картин полотнища, а затем освободили пленников от кляпов. - Мы не смогли... Ничего не смогли сделать, - прошептал Уолтер.
Элизабет молча озиралась вокруг заплаканными глазами.
Монахи затянули заунывное пение зловещего заклинания.
Перуцци обнажил нож. Служители Ордена, не прекращая петь, развязали Уолтера и повели его к алтарю. Он попытался вырваться, но силы были неравны. Его силком поставили на колени, и, держа за волосы, возложили его голову на алтарь. Перуцци, приблизился. Монахи смолкли.
- Amen, - произнес Перуцци нараспев и полоснул Уолтеру ножом по горлу. Тот захрипел, и кровь из раны хлынула на алтарь, стекая по желобкам в подставленную чашу.
Элизабет закричала, но ее крик заглушило возобновившееся пение монахов.
Перуцци поднял чашу с пола и, зачерпывая ладонью, обошел картины, кропя их кровью. И полотна вспыхнули. Но не тем золотистым, зовущим светом, который Дмитрий видел раньше, а пурпурным сиянием, исходившим откуда-то из глубины.
Дмитрий почувствовал, что волосы на его голове зашевелились. Картины оживали. Страшные твари, изображенные на них, заулыбались гнусными безумными улыбками и потянулись к чаше, очевидно алкая крови еще. Но что-то не позволяло им выйти наружу. Казалось, их сдерживает какая-то невидимая преграда - податливая, но, в то же время, упругая и прочная. И Дмитрий понял. Одной жертвы было недостаточно.
Монахи двинулись к Элизабет.
- Нет! - закричал Дмитрий. - Оставьте ее! Возьмите меня!
Но никто не обращал на него внимания, обряд вершился по своему сценарию, на который не могло повлиять ничто.
Сперва Элизабет кричала и брыкалась, но внезапно затихла, обмякнув. Бессознательную ее поднесли к картинам и положили голову на залитый кровью алтарь. - Amen! - вновь произнес Перуцци...
И вновь чаша наполнилась пенящейся кровью. И вновь Перуцци окропил ею холсты...
Дмитрий увидел, что изображения на картинах изменились, они обрели глубину и перспективу. Уродливые фигуры теперь уже тысячами толпились в них, словно пытаясь прорваться наружу, алчно косясь друг на друга завистливыми глазами, раздирая друг друга на части, набивая зловонные рты кусками плоти и тут же, в лужах крови, совокупляясь друг с другом...
Но нет, они еще не могли вырваться наружу, даже навалившись на невидимую преграду всей массой своих гниющих тел. И наступила очередь Дмитрия. Он не сопротивлялся. Отчаяние охватило его. Он и не согласился бы жить в таком мире, каким он скоро станет. Он хотел умереть. Он сам встал на колени и положил голову на алтарь.
- Amen! - услышал он голос Перуцци и повернул голову навстречу этому звуку. Время замедлилось, словно бы растянувшись. Лезвие ножа неотвратимо приближалось... Дмитрий зажмурился.
... И тут... Открыв глаза, он увидел, что перед ним стоит человек.
- Не понял, - пробормотал он и пришел в себя окончательно, разглядев, что его непрошеный гость держит в руке здоровенный тесак. "Румын!" - припомнил Дмитрий предостережение Николая Андреевича. - "... Вы с этими румынами-то поосторожнее. Лихой народец..."
Выкрикнув, словно заклинание, какие-то слова, человек сделал шаг вперед и замахнулся. Но как раз в этот миг тошнота, которую Дмитрий уже давно испытывал и от которой и проснулся, стала нестерпимой. Содержимое его желудка выплеснулось на пол купе и на штаны румына. От неожиданности и брезгливости тот, вместо того чтобы нанести удар, отшатнулся назад и, стукнувшись ногами о полку, грузно сел. Попытался встать, но Дмитрий, схватив первое, что ему попалось под руку - бутыль из-под шампанского, бросил ее прямо в лицо нападающему.
На миг румын потерял контроль над ситуацией: выставив руки, чтобы защититься, он вновь осел на полку и при этом выронил нож прямо к ногам Дмитрия. Тот, наклонившись, поднял его с пола. Румын, придя в себя, с ревом бросился вперед... И напоролся на неумело, двумя руками, выставленный тесак…
Дмитрий, с удесятеренной от шока силой, поднявшись, завалил румына на столик, а затем и выпихнул бьющееся тело в открытое окно. Бутыль отправилась следом за румыном. Свесившись из окна, он еще раз опорожнил свой желудок, а затем без сил рухнул на постель.
Утром Дмитрий то ли проснулся, то ли вышел из обморока от легкого стука в дверь его купе. Из-за двери был слышен голос Элизабет:
- Мистер Полянов!.. Мы подъезжаем!
Держась за раскалывающуюся голову, Дмитрий сделал попытку ответить, но из его рта вырвался только хриплый стон. Сев, он непонимающим взглядом окинул свое роскошное купе "люкс"... И все вспомнил. В ужасе он наклонился, ища на полу лужу крови, но увидел на нем только следы рвоты.
- Одну минуту, мисс Влада, я только переоденусь! - крикнул Дмитрий и, сдернув с себя шелковую сорочку, он принялся лихорадочно вытирать ею пол. "Именно "переоденусь", а не "оденусь"! Какая гнусность! - думал он. - Мало того, что завалился в одежде, еще и напачкал... Дворянин... Благо, без соседей еду, со стыда сейчас сгорел бы..." Американка из-за двери кокетливо спросила:
- Может быть, вы не один?
- Я? - переспросил Дмитрий и недоуменно огляделся вокруг. - Я совершенно один, - произнес он, скорее себе. Запихав испачканную сорочку под полку, он сбросил мятую одежду, надел чистую рубашку, нацепил галстук-бабочку, поспешно облачился в свой любимый костюм, купленный им по случаю в Париже, во время пребывания на международном конгрессе реставраторов, и приоткрыл дверь.
- Простите, мисс Влада... Я что-то дурно себя чувствую, - извинился он и жестом показал, что сейчас выйдет. Достав из-под столика кофр с инструментами и роскошный саквояж крокодиловой кожи, он с облегчением выскользнул из купе, быстро прикрыв за собой дверь. Тяжело вздохнув и покачав головой, он пообещал:
- Никогда больше не буду пить. Мне приснился нынче абсолютно кошмарный сон. Будто бы я, представьте себе, зарезал ножом какого-то румына. И все было так реалистично!..
Элизабет, рассмеялась и, потрогав лоб Дмитрия, заключила:
- Я посоветовала бы вам пить почаще, мистер Полянов. Тогда вам снятся по-настоящему мужские сны...
Сперва кабриолет двигался через город, который был больше похож на огромный сад. Нарядные горожане прохаживались по ухоженным тротуарам, тут и там разгуливали солдаты в пестрых парадных мундирах, и звучала праздничная музыка, исполняемая небольшими оркестриками. Затем кабриолет выехал за город. Всюду были разбиты виноградники, изобилующие цветами и фруктами сады. Улыбчивые крестьяне приветственно махали им.
Перебравшись по мостику через небольшую речушку, кабриолет подъехал к расположенному на холме старинному мрачноватому замку:
- Добро пожаловать в Бренд! - воскликнула Элизабет, соскакивая на землю.
По широкой лестнице с сигарой в зубах, спустился... "Уолтер", - всплыло имя в сознании Дмитрия. Он наморщил лоб.
- Вас зовут... - сказал он, протягивая руку, - ... вас зовут Уолтер?
Элизабет озадаченно посмотрела на Дмитрия, а Уолтер, по-домашнему похлопал ее по спине, и сказал:
- Как приятно узнать, что вы рассказывали обо мне... - Мне никто ничего не рассказывал, - покачал головой Дмитрий. - Но у меня такое чувство... есть такое психическое заболевание. Французы называют его "Дежа вю"...
Приглядевшись к Дмитрию, Уолтер изменился в лице, и сигара выпала у него изо рта:
- Похоже, я тоже болен этой болезнью... - сказал он озадаченно. - Ваша внешность кажется мне до боли знакомой... По-моему... Точно! Вы снились мне сегодня ночью... Дмитрий? - его лицо окончательно вытянулось.
Элизабет удивленно, почти испуганно, смотрела на них. Пауза затягивалась.
- Что-то и мне нездоровится с дороги, - нарушил тишину Дмитрий. - Пожалуй, я немного отдохну...
Уолтер, пристально глядя на Дмитрия, спросил:
- А может быть, вы сначала посмотрите картину?
- Да! - воскликнул Дмитрий. - Все дело в ней! Я хочу осмотреть ее немедленно!
Дмитрий взял одной рукой край ткани, которым был укрыт холст. - Я знаю, что там нарисовано, - сказал он. - Портрет глупого жирного герцога.
Он сдернул покрывало. Но на холсте было совсем другое - благородное и одухотворенное лицо пожилого человека с мудрыми глазами и легкой усмешкой на губах.
- Не то! - воскликнул Дмитрий пораженно.
- Ну, слава Богу, - облегченно вздохнула Элизабет. - А я уже начала бояться, что вы нездоровы...
- Но этого я тоже знаю... - перебил ее Дмитрий.
- Его зовут Фабио, - вторил ему Уолтер, и они уставились друг на друга.
- Ой! - вскрикнула Элизабет. - Я, кажется, тоже больна.
Мужчины перевели взгляды на нее.
- Я его помню тоже... Он снился мне. - И тут она побледнела. - А еще я вспоминаю жуткую сцену из этого сна. Как вам, Уолтер, перерезал горло ножом какой-то страшный человек... - Пошатнувшись, она присела на ажурный плетеный стул.
- Перуцци, - отозвался Уолтер и побледнел.
- Я не знаю, откуда, - сказал Дмитрий, - но я знаю точно, что под этим портретом есть еще одно изображение. Вы позволите мне снять первый слой?
- Вы уверены? - жалобно спросила Элизабет. - Да, - подтвердил Уолтер.
- Но мне кажется, эта картина очень хороша, и мне не хотелось бы терять ее, - возразила Элизабет.
- Я уверен, - настойчиво отозвался Дмитрий, - что под этим портретом нечто намного более важное.
- А как посоветуете мне вы? - взглянула Элизабет на Уолтера.
- Пусть он немедленно сделает это, - откликнулся тот, пытаясь дрожащими руками прикурить сигару.
Элизабет кивнула, и Дмитрий, натянув перчатки и взяв в руки инструменты, приступил к работе. Почти сразу его догадка подтвердилось.
- Так и есть, - возбужденно сообщил он. - Там имеется что-то другое!
- Что? - срываясь на крик, спросил Уолтер.
Дмитрий расчистил участок величиной с монету.
- Буквы... Какие то письмена.
- Письмена?! - поразилась Элизабет. - Расчищайте дальше!
- Постойте! - воскликнул Уолтер. - У меня же есть фотографический аппарат. Давайте запечатлеем этот портрет, пока вы не испортили его окончательно.
- Прекрасная идея! - согласился Дмитрий, и пока Уолтер бегал за камерой, - сообщил Элизабет:
- Мне действительно жаль уничтожать это лицо. Я знаю точно, этому человеку мы обязаны очень многим.
Фотография была сделана, и Дмитрий расчистил картину полностью. Надпись, которую они обнаружили там, гласила:
"Любезнейшие мои друзья из будущего - Дмитрий, Уолтер и несравненная Элизабет. Спустя много лет после того, как вы ушли из моей жизни, я, уединясь в бенедиктинском монастыре, посредством долгих размышлений и изучений философских трудов пришел к выводу, что был не прав. Изменения в прошлом приведут к изменениям в будущем, а вовсе не к его уничтожению. Пути Господни неисповедимы, но не двойственны. И тогда я забрал проклятую картину из тайника. Живите счастливо и вспоминайте своего друга, барона Фабио Да Ладжози. Уничтожить картину я не могу, но я спрятал ее в надежном месте и унесу эту тайну с собой в могилу..."
С глаз присутствующих словно бы спала пелена.
- Значит это правда? - спросил Уолтер. - Теперь я помню множество снов... И все они были правдой? И наше проникновение в прошлое, и Фабио, и служители Ордена?.. - Но как же наша смерть? - полушепотом спросила Элизабет. - Ведь теперь я отчетливо помню. Мы погибли...
- Все ясно, дорогая, - заявил Уолтер, - Фабио Да Ладжози изменил прошлое, и то, что когда-то было реальностью, теперь - только сон. - Трудно в это поверить, однако дело обстоит именно так, - согласился Дмитрий.
Эпилог
Дмитрий ехал к Аннушке на недавно приобретенном черном "Паккарде" с открытым верхом. Его лицо становилось то озабоченным и напряженным, то прояснялось: он любовался Санкт-Петербургом, по которому в Румынии успел порядком соскучиться. Столичные мостовые кишели роскошными выездами и сверкающими никелем автомобилями. Невский проспект стал нынче куда увлекательнее и красочнее Пикадилли или Трафальгардской площади.
Город на Неве вместе со всей Россией хорошел с каждым годом. Да и было с чего. Вот уже более десяти лет страна жила в мире. Тихая и спокойная Россия с ее патриархальным укладом и незыблемыми верой в царя и Бога становилась еще и мощнейшей индустриальной державой. Дмитрий остановил авто у роскошного двухэтажного особняка. В холле старый и верный слуга Ивашка Елисеев помог ему снять щегольской плащ и калоши. С криком: "Дмитрий Александрович вернулись!" Ивашка проводил его на второй этаж.
- Анютка! Бегом переодеваться! - заполошно закричала горничная. - Ухажер твой из стран заморских возвернулся! - и, весело подмигнув Дмитрию, скрылась в одной из бесчисленных комнат...
Навстречу вышел Николай Андреевич. Весь его вид излучал довольство, а закрученные усы делали его улыбку лихой и бравой. Он заключил Дмитрия в объятия.
- "Из дальних странствий воротясь", - процитировал он классика. - Митя! - с тихой радостью и смущением произнесла Аннушка, появившись в проеме двери.
Единственного взгляда на нее хватило Дмитрию для того, чтобы понять, что именно сегодня и ни днем позже, он, наконец, решится и сделает ей предложение руки и сердца. Раньше ему казалось, что торопиться некуда, что впереди еще так много счастливых лет, и, пока это возможно, не грех наслаждаться свободой от семейных обязанностей. Но в последнее время его постоянно преследовала мысль о зыбкости и вариативности сегодняшнего доброго мира.
Николай Андреевич, поймав его взгляд, многозначительно изрек:
- Раз так, пойду пока налью водочки! Подходите в столовую. Когда освободитесь.
... - Но одна мысль не дает мне покоя, - завершал Дмитрий свой, сопровождаемый недоверчивым покашливанием Николая Андреевича, рассказ, - мысль о том, что в момент изменения прошлого пришельцами из будущего, то бишь нами, вселенная, возможно, разделилась на две альтернативные ветви - в одной победу одержали эти безумцы в шапочках, и мир там полон зла. А в другой ветви находимся мы с вами...
Наконец, Николай Андреевич не выдержал и перебил его:
- Полноте вам, Дмитрий! Это уже слишком! Вот уж не ожидал от вас подобных фантазий! Англицкого сказочника Уэльса начитались? Или же нашего доморощенного - господина Рыбакова? Ваша гипотеза о двух смежных мирах не укладывается ни в какие естественнонаучные рамки! Да вдумайтесь только сами, что вы тут нагородили! Будто бы в той несуразной реальности Россиею правят большевики! Это же - крайняя нелепость. Кто бы их стал избирать? Зловредность этой террористической секты внутри коммунистического движения была очевидна даже слепцу! Недаром секта эта вовремя разоблачена и обезврежена. А коммунисты... не спорю, у них мощная организация, но ведь они не занимаются политикой. Они лишь собирают деньги в помощь христианам всего мира. Они исповедуют социальную общность, и это правильно, это противостоит западнической философии индивидуализма, и именно баланс меж этими крайностями и ведет Россию по верному пути. Многих коммунистов я знаю лично - прекраснейшие, честнейшие и очень набожные люди. - А Ленина... То есть, Владимира Ульянова вы случайно не знаете? - поинтересовался Дмитрий.
- А как же! Что касается Володи, так это и вовсе форменный бред. Я коротко знаком с его братом Сашей, когда-то мы даже вместе учились в гимназии, и я неоднократно чаевничал у них дома. Да, правду говоря, Володя был тогда весьма склонен к резким суждениям. Но нынче он - отличный семьянин, отец пятерых детей. Его старший служит при дворе его Величества Государя Николая Второго... Короче говоря, советую вам, Дмитрий, съездить куда-нибудь в другое место, а не в эту глухую Румынию...
- Но...
- Никаких "но"! - поморщился Николай Андреевич. - Давайте-ка лучше чай пить. Дуняша, несите.
- Но...
- А ежели вы, милостивый государь, будете настаивать на своих невежественных бреднях, я еще подумаю: отдавать ли за вас Аннушку... Чуда вам захотелось? Душа мается? Так ведь мир наш как раз полон чудес! Его Императорское Величество подписали проект строительства водяной электрической станции на Днепре, это ли вам не чудо?! Вот на что вам, молодежи, следует направить свою фантазию и энергетику... Или уж на крайний случай хотя бы увлечься книжками этого калужского старика Циолковского. Бредни, конечно, но фантазию будоражат.
- Папа, - вмешалась Аннушка. - А не допускаешь ли ты мысли, что в Митином рассказе есть толика правды?
- А я и не думаю, что он лжет. Но я - ученый, и я привык доверять только фактам, а не сновидениям. И во всем, что я тут услышал, я вижу только одну загадку: как трем разным людям могло присниться одно и то же? Однако, современная психология располагает сведениями и о более удивительных явлениях. Так стоит ли драматизировать?..
- А как быть с этим? - Дмитрий достал из внутреннего кармана пиджака фотографию с портрета Фабио Да Ладжози.
Николай Андреевич взял снимок, подслеповато прищурился, надел пенсне и вгляделся в изображение.
- Хороший портрет, - сказал он. - Славно исполнен. Жаль, если вы его испортили... Сдается мне, что вся эта ваша трансформация картины в засекреченный текст - не более, чем фокус, непонятно с какой целью произведенный над вами экстравагантной американкой.
Дмитрий хотел было возмутится, но вспомнил об угрозе Николая Андреевича и перевел взгляд на Аннушку. И неожиданно обнаружил, что та готова вот-вот заплакать. - Что ты, милая? - коснулся он ее руки.
- Мне... - сморгнула она слезу, - мне жалко ту меня, которая так и не дождалась своего Митю...
- Ах-ха-ха! - ударил себя ладонями по коленкам Николай Андреевич так, что пенсне соскочило у него с носа и повисло на ниточке. - Вот они, барышни! Им только намекни, они и рады нюни распустить. Нет, дочка, - продолжал он успокоительно и одновременно строго, - нет на свете того неприглядного мира, который обрисовал нам тут наш фантазер-путешественник. Нет и не будет! Ибо, если мы будем следовать заповедям Господним, то и Он не оставит нас. Так-то, дорогие мои.
|