ОСТРОВ РУСЬ. СЕГОДНЯ, МАМА!

   в которой мы убеждаемся, что наш старый знакомый имеет скверный характер, однако приобретаем и более добродушных друзей
   Вначале нас тщательно обыскали. У Стаса отобрали фотографию Кубатая и Шидлин футляр для инструментов. А у меня предводитель египтян нашел уже использованную ракетницу и нетронутую освежающую пастилку кулинара Толяро. Только ключи от музея, лежавшие в кармашке на "молнии", не нашли.
   - Ты пожуй, пожуй, - коварно посоветовал Стас. Но предводитель только подозрительно понюхал пастилку и засунул ее за широкий кожаный ремень. Потом он минут пять пытался содрать с наших рук браслеты, но ничего у него не вышло. Думаю, будь браслеты золотыми, он бы не удержался и отрезал бы нам руки. А так лишь вздохнул, на всякий случай дал Стасу подзатыльник и приказал:
   - Шомба авилли жави! [Быстренько свяжите дикарей! (возм., др.-егип.)]
   Это ж надо - угодить как раз в Древний Египет! Подфартило!
   Стас не выдержал:
   - Угар тен Сетга, паз авилла, зап удаунак! [Оскверненный объятиями Сета, ты - дикарь, я настоящий человек! (возм., др.-егип.)]
   Египтяне от ужаса разинули рты, а двое даже уронили со страху дротики. Первым оправился предводитель. Он спросил (я сразу буду переводить на русский):
   - Вы умеете говорить на языке настоящих людей, дикари?
   - Ты - дикарь, - гордо повторил Стас. - Мы - слуги Осириса. И если вы нас немедленно не отпустите, Осирис примет самое жуткое из своих воплощений и покарает вас.
   Двое слабонервных стражников принялись бормотать хвалебный гимн Осирису, но их начальник прикрикнул на них, и те замолкли.
   - Откуда нам знать, вдруг вы слуги Сета, а нас обманываете? - подозрительно спросил он. - Я - Доршан, верный слуга фараона, тот, кто подпирает его левую туфлю, когда фараон сходит с колесницы на болотистую землю низовий Нила. Как ты докажешь мне, прославленному Доршану, что вы те, за кого себя выдаете?
   Мы растерялись. Почему-то мне казалось, что древние египтяне были очень суеверными и обмануть их не стоило труда. А Доршан, удовлетворенный нашим молчанием, приказал слабонервным стражникам:
   - Вяжите их крепко. Мы отвезем бледнолицых к фараону, и тот решит, слуги они Осириса или прислужники Сета.
   Нам быстренько связали руки за спиной и поволокли через джунгли. Стас грустно сказал мне по-русски:
   - Ничего, Шидла нас спасет. Это в его интересах. Я грустно кивнул. Нам оставалось только надеяться на помощь Шидлы... ну или попробовать обмануть фараона.
   - Как зовут-то вашего фараона? - сдуру ляпнул я. Доршан сатанински захохотал:
   - Что, слуги Осириса не знают, как звать его наместника на Земле? Ха-ха! Вы попались, прислужники тьмы!
   Теперь нас тащили вперед гораздо быстрее и периодически подпихивали тупыми концами дротиков. Стас презрительно посмотрел на меня, но ничего не сказал.
   Примерно через час мы вышли к реке. То ли к той, где приводнился хроноскаф, то ли к другой - не знаю. Но сфинкса поблизости не было, зато вблизи берега стояла ладья с несколькими охранниками. Охранники, распевая легкомысленную песенку о боге Анубисе [Анубис - бог царства мертвых. - Прим. авторов.] и его скверных привычках, пихали длинными копьями резвящихся в воде крокодилов. Увидев процессию, они обалдели и быстро подогнали ладью к берегу. Нас погрузили, и ладья двинулась вверх по течению.
   Меня со Стасом оставили на корме под охраной двух трусоватых стражников. Те явно были рады не грести, но поглядывали со страхом. Стас поерзал-поерзал и решил завязать разговор:
   - Мужики, клянусь, мы слуги светлого Осириса, а не темного Сета! Меня зовут Стас, а моего брата - Костя. Освободите нас, вам же лучше будет!
   Тот из стражников, что был помоложе и потолще, откашлялся и важно сказал:
   - Я старший держатель подставки для копья младшего копейщика. Меня зовут Быстроногим в беге, Задумчивым в бою, а близкие друзья называют Ергеем. Я бы рад помочь слугам Осириса, да взлетит он так высоко, что не сможет разглядеть, куда спускаться! Но, как верно сказал прославленный Доршан, надо убедиться, что вы те, за кого себя выдаете.
   Стас вздохнул и посмотрел на второго стражника. Тот погладил залысину и произнес:
   - Я младший держатель ножен меча старшего мечника. Меня зовут Сладкоголосым на пиру, Скромным в сражении, а близкие друзья называют просто Уликом. Я тоже рад бы помочь слугам Осириса, да позеленеет он от радости ярче молодого папируса! Но подлинно ли вы слуги его?
   - Ни фига нам не поможет, Стас, - сказал я по-русски.
   - Ничего, обхитрим, - крепился Стас. - Только не забудь меня оживить, если что.
   - Взаимно, - сказал я.
   С низовий реки дул свежий ветерок, наполненный комарами и запахом гнилых крокодилов. Солнышко ласково жгло нам головы. Ергей с Уликом принялись обмахиваться маленькими деревянными щитами. Потом, видимо решив подстраховаться, стали изредка обмахивать и нас. Солдаты, сидящие на веслах, завистливо на них поглядывали, но молчали. Доршан задумчиво глядел вдаль. Возможно, он мечтал, что после нашей поимки его сделают опорой правой туфли фараона при его схождении на сухую почву.
   От скуки я задремал, хотя связанные руки и болели. А Стас продолжал болтать со стражниками. Сквозь сон я слышал их разговор и узнал, что Ергей с Уликом были не просто воинами, а еще и придворными шутами. Фараон разгневался на них за какую-то слишком удачную остроту и повелел быть стражниками до особого знака богов. Теперь они тихонько надеялись, что наше появление и есть то знамение, которое вернет им фараонову милость. Тем более что у фараона намечалась свадьба с новой женой и он должен быть в хорошем настроении. Услышав это, я совсем загрустил. Слишком много надежд питали все в связи с нашим появлением, чтобы так просто взять и отпустить.
   Ближе к вечеру нас напоили забортной водой и покормили толчеными стеблями папируса. Выглядели они аппетитно, но по вкусу напоминали жеваный картон. Зато вода была именно тем, чем она и выглядела: грязной речной водой. Глядя на Доршана, который задумчиво грыз вяленый крокодилий хвост, я начал злиться. Ох и задаст же этим балбесам Шидла... если найдет нас, конечно.
   Потом мы проплыли мимо пирамид. Так, ничего особенного. Пирамиды были маленькие и жалкие, даром что облицованные белым известняком. Мы, наверное, попали в очень древний и слаборазвитый Египет.
   Но даже самые нудные поездки однажды кончаются. Мы подплыли к городу - там было очень много маленьких, крытых папирусом хижин и десятка два больших каменных зданий. Нас выгрузили и повели в самое большое и каменное. Идущие по улицам кривоногие крестьяне и криворукие ремесленники низко кланялись стражникам и разевали рты, глядя на нас. Десятка два голых и грязных детей увязались следом, но Ергей метко запустил в них камнем.
   - Египет времен упадка, - грустно сказал Стас.
   - Наоборот, времен становления, - возразил я. - Они еще не успели ничего толком настроить. Лет через тыщу - настроят!
   - И надорвутся, - предсказал Стас. Он был сегодня агрессивен.
   Во дворце по крайней мере было тихо. Возле входа стояло с десяток колесниц, которые тер грязным пучком травы однорукий солдат. Наверное, ветеран какого-то похода. Колесницы были довольно скромными и изрядно потрепанными. Только одна выглядела добротно и была украшена разноцветными перьями. Стас предположил, что это - колесница фараона. Он спросил у Ергея, но оказалось, что шикарная колесница принадлежит верховному богу Ра и кроме него никто, даже фараон, в ней ездить не смеет. Впрочем, и Ра своим правом как-то не злоупотребляет.
   Во дворце нас притащили в огромный зал, где сидело с десяток хорошо одетых (в разноцветных юбках) вельмож и стояли человек двадцать охраны. Тут нас и оставили ждать фараона, пока Доршан бегал докладывать об удивительных пленниках.
   Пока мы стояли и ждали, из приоткрытой двери осторожно скользнула в зал кошка. Противная до жути, настоящая древнеегипетская. Стас обрадовался и стал ее звать:
   - Кис-кис...
   Наверное, решил, что если священное животное к нам хорошо отнесется, то это произведет благотворное впечатление. Кошка навострила уши, подумала и робко пошла к нам. Но Улик схватил дротик и без лишних разговоров поддал им кошке под зад. Та мяукнула, обиженная в лучших чувствах, и убежала.
   "Бедный, - подумал я об Улике. - Умом тронулся от радости. Сейчас его сварят в кипящем масле".
   Но придворные одобрительно захохотали. И я сообразил: эти египтяне такие древние, что кошки у них еще не стали священными животными.
   И тут раздался барабанный бой. Какой-то мужичок с окладистой бородкой выскочил на середину зала и сказал:
   - Приветствуем дружными аплодисментами и падением на пол появление земного воплощения Гора, владыки Нижнего, Верхнего и прочего Египта, четырехкратного победителя в гонках на боевых колесницах, автора "Малой молитвы владыке Земли" и трактата "Об укушении крокодилом и последующем исцелении" - великого фараона Неменхотепа IV!
   Все попадали на пол, и я понял, почему во дворце было так чисто. Нас со Стасом тоже заставили улечься.
   Прошла пара минут, и по звуку шагов мы догадались, что появился фараон. Лежащие придворные начали громко аплодировать. Мы со Стасом не сговариваясь присоединились к аплодисментам. В нашем положении особенно важничать не стоило...
   Но вот овации отгремели, и нам позволили подняться. Мы глянули на пустой ранее трон... и обомлели. Важно рассевшись на нем, закинув ногу за ногу, нацепив на голову сразу две короны, на нас смотрел старый знакомый - фараон из музея! Только сейчас он был живым и, наверное, поэтому не казался таким злым.
   С перепугу меня посетило вдохновение: я понял, что наш рейтинг слуг Осириса поднимет длинное и складное заклинание на неизвестном фараону языке.
   - Пой! - сказал я Стасу.
   - Что? - не понял он.
   - Что угодно, но по-русски!
   Стас очумело глянул на меня, но послушно набрал полную грудь воздуха и запел шлягер сезона, песню "Осень" Шевчука:
   Что такое осень? Это небо,
   Плачущее небо под ногами...
   Писклявый голосок Стаса, тянущий непривычный для египтян мотив, произвел действительно сильное впечатление. Фараон вдруг закашлялся, прижимая ко рту рукав, Ергей с Уликом закрыли глаза и стали легонько помахивать в воздухе копьями, а Доршан выхватил короткий бронзовый меч и угрожающе поднял его в воздух. Не давая египтянам опомниться, я запел на их родном языке самый умиротворяющий кусок из "Воскресения Осириса":
   Удовлетворен Атум, отец богов,
   Удовлетворен Шу с Тефнут,
   Удовлетворен Геб с Нут...
   Удовлетворены все боги, находящиеся на небе,
   Удовлетворены все боги, находящиеся в земле, находящиеся в землях,
   Удовлетворены все боги южные и северные,
   Удовлетворены все боги западные и восточные,
   Удовлетворены все боги номов,
   Удовлетворены все боги городов...
   - Хватит, - прервал меня фараон, - все довольны. Верю. Пусть твой брат прекратит пищать. Лучше расскажите мне свою историю.
   Да, с суевериями у египтян тяжко... Зато фараон казался миролюбивым. Пока Стас прекращал петь (он это сразу делать не умеет, а затихает, как проигрыватель, выдернутый из розетки), фараон еще раз закашлялся. И когда он отнял рукав ото рта, я увидел темное пятно. Туберкулез, догадался я, чахотка.
   Немного успокоившись, я рассказал фараону всю правду. О том, что мы с братом - слуги Осириса, похищенные им далеко на севере сто лет назад. И о том, как Осирис решил искупаться в Ниле и взял нас с собой, чтобы мы несли его сандалии (Доршан, гордящийся своей честью подпирать сандалии фараона, побелел от зависти). И вот сейчас нас взяли в плен глупые солдаты, а всеблагой Осирис стоит среди крокодилов в грязной воде и ждет свою обувь. Так что нас нужно поскорее отпустить.
   - А где сандалии-то Осирисовы? - поинтересовался фараон хитро. - Хоть взглянуть бы одним глазком...
   - Мы их выронили, когда стражники напали, - вмешался в разговор Стас. - А они сразу стали невидимыми. Так и лежат на берегу.
   Ой, зря это Стас начал мистику примешивать! Мой деловитый рассказ о купании Осириса фараона как-то развеселил, а тут он снова помрачнел.
   - Что посоветуют мне придворные? - поинтересовался фараон. - Что с этими врунами делать?
   Придворные переглянулись. Наконец один вышел вперед:
   - О всеблагой фараон, стопами попирающий земную твердь, головою окунающийся в небесную реку, я, как ты помнишь, Ашири, твой советник от Севера. Наши предки говорили: не клади всех детей в одну лодку. Это мудрая мысль, она означает: предусматривай любые неожиданности. Даже если белые чужеземцы не слуги Осириса, следует отнестись к ним с почтением и отпустить. На всякий случай.
   Мне очень понравились слова Ашири, я едва не зааплодировал. Но тут вперед вышел другой советник и сказал:
   - Я, Гопа, представитель солнечного Юга и верховный жрец бога Ра, против такого мягкосердечия! Надо отстегать их плетьми во славу Осириса, а тогда уж выгнать вон! Если они - слуги Сета, то Осирис будет доволен. А если слуги Осириса, то светлый бог не обидится, что мы побили их за нерадивость.
   Жрец мне меньше понравился. Но все-таки - отпустить...
   Добрый фараон еще раз прокашлялся, а потом заявил:
   - Оба вы не правы, мои мудрые советники. Мы поступим так: отнесемся к незнакомцам с почтением и посадим их в лучшую темницу. Ту, что для моих строптивых родственников. Будем кормить их мясом и поить пивом, а послезавтра, в день моей свадьбы с прекрасной Хайлине, сожжем обоих на шикарном костре из сандалового дерева. Осирис не пожалеет для меня двух своих слуг. Тем более таких нерадивых, что не уберегли его сандалии.
   И величавым жестом фараон дал понять, что аудиенция окончена.
   - ...Это ты виноват, - бубнил Стас, сидя на куче соломы в лучшей темнице фараона, - ты старший. Должен был что-то придумать и спасти нас.
   - Ты пел плохо, - огрызнулся я, - а у фараона слух музыкальный. Вот он и рассердился.
   Стас примолк и подошел к решетчатой двери, за которой в маленькой комнатке сидели наши стражи: Ергей с Уликом. Схватился за решетку, как павиан в зоопарке, и замер.
   Стражники не обращали на него внимания. Ергей чертил дротиком на мокром глиняном полу иероглифы и смеялся от радости, если получалось. Улик, подперев голову ладонью, негромко пел.
   Стас немного повнимал песне, а затем крикнул:
   - Эй!
   Улик, прекратив мурлыкать мелодию, повернул голову:
   - Чего тебе, слуга Осириса?
   - Пить хочу! - заявил Стас.
   - Пиво? - спросил Улик.
   - А хоть бы и пиво, - ответил Стас.
   Улик подал ему через решетку маленький кувшинчик.
   - Алкоголик, - подтвердил я прежний диагноз.
   Стас смутился:
   - Ну, в будущем же пили, надо теперь в прошлом попробовать...
   Он понюхал пиво, опустил туда палец, осмотрел его и брезгливо сказал:
   - А может, и не надо.
   Ергей, у которого получился сложный иероглиф "воин", разразился веселым смехом. Улик посмотрел на него, потом шепотом спросил:
   - Эй, слуги Осириса, хотите свежих сладких фиников? И чистой воды из колодца?
   - Когда Осирис придет за нами, тебе зачтется твоя доброта, - сказал оживившийся Стас.
   - Да Сет с ним, с Осирисом. Меня тут просят закон нарушить... ну, пропустить одну дамочку поглазеть на вас. Она мне за это денежку даст. А я вас не обижу. Только никому не говорите, ладно?
   - Мы не в зоопарке! - возмутился Стас и затряс руками решетку. - Не фига водить всяких! За горсть фиников Осириса продаешь!
   - Да остынь, - прикрикнул я на него. - Фиников свежих хочешь?
   - Хочу, - молниеносно сменил тон Стас. - Ладно, Улик. Только вначале финики, потом дамочка.
   - А можно наоборот? Дамочка вечером, а финики утром?
   - Можно. Только финики вперед, - ответил начитанный Стас. Улик задумался.
   - Эй, слуги Осириса, как по-древнеегипетски будет "сорок"? - крикнул нам Ергей. Он, видно, начал тренироваться в счете.
   - Перумга, - буркнул Стас. - Ну что, Улик?
   - Темно уже, как я финики рвать буду? - пробовал сопротивляться Улик.
   - Твои проблемы, - отрезал Стас.
   Улик вздохнул и удалился за финиками. Ергей разулся и загибал пальцы на ногах. Наверное, отмечал десятки. Как на счетах. Стас тоже это понял, потому что спросил:
   - Интересно, а чем он первую сотню отметит?
   - Молчать, - вяло приказал я. - Тоже мне Ржевский нашелся.
   - Скучно, как на необитаемом острове, - пожаловался Стас. Но тут вернулся Улик с гроздью фиников.
   - На базар пришлось бегать, - пожаловался он нам.
   - Дорого? - участливым тоном поинтересовался Стас, уплетая финики.
   - Как вам сказать... - вытирая куском папируса дротик, уклончиво ответил Улик.
   Я подавился фиником, а толстокожий Стас лишь пожал плечами и произнес:
   - Не могу сказать, что мне такой товарообмен совсем уж не нравится.
   Я подумал и тоже продолжил пожирание фиников. И тут в дверь тихо постучали. Улик сбегал к двери, отпер засов, выглянул и принялся часто кланяться, говоря:
   - Входите, молодая госпожа, входите, слуги Осириса лежат у ваших ног.
   Мы уставились на дверь. И увидели девчонку лет двенадцати, смуглую и тонколицую, закутанную в разноцветные накидки. В ее волосы был воткнут стебелек зеленого папируса. Мне она сразу понравилась.
   - Ха, соплячка какая-то, - грубо сказал Стас. Хорошо хоть по-русски сказал. Я дал ему подзатыльник. За непочтительность.
   - Ты чего? - обиделся Стас. Но потом глянул на меня внимательно, прищурился и ехидно бросил: - Все ясно. Влюбился, братик.
   Тут девчонка подошла к самой решетке и ласково на очень мелодичном древнеегипетском сказала:
   - Мальчики, бедные, вас тут хоть кормят?
   - Откуда ты знаешь, что мы мальчики? Мы ростом со взрослых! - с подозрением посмотрел на нее Стас.
   - Ну и что? Это взрослые боятся поверить, что вы можете быть детьми, но с них ростом. Ведь тогда ваши родители - великаны. А я-то вижу - у вас лица глупенькие.
   Я взглянул на Стаса, ожидая услышать от него поток встречных оскорблений. Но мой вздорный братец смотрел на девчонку и жмурился, как наевшийся сгущенки котенок. Да уж, если кто у нас влюбился - так это он.
   - Как ты смеешь так нагло говорить со слугами Осириса? - неуверенно возмутился я.
   - Так и смею! - девчонка надула губки. - Я - Хайлине, невеста фараона. Вот! Что хочу, то и ворочу!
   - Тогда... Может, ты нас спасешь? - неуверенно спросил Стас. Хайлине покраснела и опустила глаза.
   - Ой, ребята... Нет, не смогу. Я же только невеста, а не жена. А когда стану женой - вас уже сожгут.
   Мы подавленно молчали.
   - Я прикажу, чтобы вам дрова маслом облили, - попробовала утешить нас Хайлине. - Вы тогда быстро сгорите, раз - и готово!
   Но нас это не утешило. Тут к Лине (мы со Стасом не сговариваясь так ее стали звать) подошел Улик и грустно сказал:
   - Сейчас будет проверка караула, молодая госпожа. Уходите. Посмотрели - и будет.
   Лина взглянула на наши печальные лица и спросила стражника:
   - А можно завтра еще подойти?
   - Завтра? Да мы хотели смениться...
   - Полталанта серебра дам, - прошептала Лина.
   Улик клацнул зубами и сказал торопливо:
   - Можно завтра. Можно послезавтра. Всё можно.
   Лина помахала нам рукой и вышла.
   А мы с братом начали устраиваться на ночь: разгребли солому на две кучи и улеглись на них.
   - А дома сейчас ужин, - мечтательно сказал я, глядя на решетку. - Макароны с мясом.
   - Уймись, чревоугодник, - замогильным голосом отозвался Стас. А через минуту, когда я уже стал засыпать, добавил:
   - Такую девчонку встретили - и вдруг умирать надо. Обидно...
   Мне тоже было обидно. Поэтому я стал придумывать, как бы нам все-таки отсюда выбраться. И уже почти придумал, но заснул.

   трагическая
   Хайлине пришла утром.
   - Мальчики, расскажите что-нибудь, - попросила она, - о землях, откуда вы пришли, о том, как там люди живут... Здесь у нас так скучно, просто ужас. Ничего не происходит.
   - Но как-то вы все-таки развлекаетесь, - неуверенно возразил я.
   - Да, - задумчиво ответила она, - иногда какого-нибудь пленника-нубийца крокодилам скармливают. Только мне это уже давно надоело.
   Я опасливо глянул на нее и поспешно сменил тему:
   - А я читал, у вас, в Древнем Египте, театр очень развит.
   - Театр? - удивилась Лина. - А что это такое?
   - Ну, это когда мужчины и женщины переодеваются и играют разные сценки.
   - Сценки? - снова переспросила она.
   Вот как ей объяснить?
   - Они изображают из себя других людей, - выручил меня Стас.
   - Они врут, - поняла Лина. - Да, это, наверное, очень интересно. Только у нас за вранье тоже крокодилам скармливают.
   - Да-а, - протянул Стас, - весело вы тут живете.
   - Вот я и говорю, - вздохнув, сказала Лина. А потом спросила с надеждой: - Слушайте, а если я вам сбежать помогу, вы мне театр покажете?
   Ответить утвердительно у меня язык не повернулся: не люблю я врать людям, которые мне нравятся. Но все-таки поинтересовался:
   - А что, ты правда можешь нам помочь?
   - Вообще-то нет, - грустно призналась она. - Если бы могла, я бы сама давно сбежала.
   - Тебе-то зачем? - удивился Стас. - Ты же невеста фараона. Завтра свадьбу сыграешь, станешь фараоншей. У тебя куча слуг будет, куча рабов, наряды там всякие, сокровища... - Он, распаляясь, говорил так, словно собственные слова причиняли ему боль, а Лина, слушая его, хмурилась и становилась все мрачнее. Заметив это, Стас продолжил с каким-то жестоким злорадством: - И фараон у тебя симпатичный. Молоденький такой. Любить тебя будет. Тебе же интересно, да ведь?
   Вот гад! Меня аж перекосило от его наглости. И еще я понял: он ревнует отчаянно, вот и психует. А Лина ударила кулачком по решетке и закричала:
   - Замолчи, дурак! Какой же ты дурак! - И сразу же заплакала навзрыд.
   Стас оторопело замолк, а Улик, до тех пор не вмешивавшийся в беседу, на этот раз заметил:
   - Ну все, хана вам, слуги Осириса.
   Я не очень понимал, чего Лина расплакалась. Ну, нахамил ей Стас, тем же и ответила бы. Ее, во всяком случае, на костре сжигать не собираются. Наверное, ей просто фараон не нравится. Я попытался успокоить ее:
   - Лина, ну что ты, перестань. Фараон как фараон, нормальный...
   - Что бы вы понимали, мальчики, - перебила она, беря себя в руки. - Вы думаете, меня спрашивали, хочу я замуж или не хочу? Неменхотеп приказал всех девчонок ко дворцу пригнать, прошел, ткнул в меня пальцем, "вот эта", говорит. И всё. И больше я ни папу, ни маму не видела.
   - Их к тебе не пускают? - жалостливо спросил я.
   - Казнили их, - тихо ответила она, и две запоздалые слезинки скатились по ее щекам.
   - Как это казнили? - опешил я. - За что?
   - За то, что папа был простым гончаром, а мама - женой простого гончара. А у фараона не может быть родственников низкого происхождения.
   - Ну и логика, - поразился я. А у Стаса лицо стало такое, будто он тоже собрался плакать.
   - Лина, прости меня, - сказал он просто, и я даже зауважал его. - Я сам не знаю, что на меня нашло.
   - Да ладно, - она вытерла слезы. - Ты же не знал ничего. К тому же скоро я встречусь с ними, - и она улыбнулась.
   - С кем? - не понял я.
   - С папой и мамой, - ответила она, продолжая мечтательно улыбаться. - Ведь фараон тяжело болен и знает, что скоро умрет. А вместе с ним в царство мертвых отправятся его самые любимые слуги и, конечно, жена. Он для того и женится, чтобы в землях Анубиса у него была молодая жена.
   У меня комок подкатил к горлу, а Лина продолжала:
   - И я не боюсь туда уйти, ведь сказано же в первой песне жреца Неферхотепа: "Время, которое проводится на этом свете, - сон". А в землях Анубиса меня ожидает пробуждение в прекрасном мире, и там я снова найду своих родителей.
   - Религия - опиум для народа, - по-русски пошутил Стас невесело. И закончил философски: - А может, так и лучше...
   В это время глаза Лины окончательно высохли, и она сказала, понизив голос, так, чтобы не услышал Улик:
   - Но иногда все-таки страшно. Сказано в песне арфиста: "Оттуда никто не приходит обратно". И вдруг прав герой Ани, который не верил в царство мертвых? Так говорил он богу Атуму: "Нет в той пустыне воды, она глубока-глубока, она темна-темна, она вечна-вечна". Порой я думаю так же.
   И тут я вдруг допридумал то, что начал придумывать вчера перед сном.
   - А фараон хотел бы вылечиться? - спросил я для начала.
   - Конечно, - ответила Лина. - Только никто его вылечить не может. Он уже двенадцать лекарей крокодилам скормил, а двоим повезло: он их отравил ихними же лекарствами.
   Отлично! То есть не то отлично, что лекарей поубивали, а то, что я выяснил главное.
   - Лина, - сказал я, - по-моему, ваш Ани прав. А раз так, тебе нужно спасаться. Если мы отсюда выберемся, мы тебя возьмем с собой. Там, откуда мы пришли, тебя будут учить в школе, ты будешь ездить на машинах, летать на самолетах...
   - А кто такие самолеты?
   - Не кто, а что, - поправил я. - Самолеты - это такие большие серебряные птицы, внутри которых сидят люди.
   Зря я про самолеты начал. Сразу почти напрочь потерял ее доверие. Сначала-то она мечтательно протянула: "Красиво..." - но потом вдруг встряхнула головой и сказала:
   - Мальчишки любят придумывать. Это нечестно. Я-то вам всю правду рассказала.
   - Да Сет с ними, с самолетами, не это главное, - постарался я исправить положение. - Я тебе клянусь, что там тебе будет хорошо. И уж точно никто там тебя не заставит замуж выходить.
   - И что же, я всю жизнь буду жить одна?
   - Почему одна?! Станешь старше, сама себе мужа найдешь. Который понравится.
   Тут Стас сделал вид, как будто что-то уронил, и принялся лазить по глиняному полу камеры. Но я-то понял, зачем он там лазает: чтобы мы не заметили, как он покраснел.
   Но Лина на него вовсе не обращала внимания. Она напряженно думала. Наконец повторила брезгливо:
   - Сама найду мужа? Но ведь это стыдно! Женщина не должна искать себе мужа.
   Прямо "Белое солнце пустыни" какое-то. Только паранджи не хватает.
   - Ладно, - продолжал я, чувствуя, как удача ускользает между пальцев. - И с мужем тоже, Сет с ним. Главное - не убьют тебя. А жить нужно, потому что никакого царства мертвых нет.
   - А ты откуда знаешь?
   - От верблюда, - огрызнулся я, хотя слова "откуда" и "от верблюда" в древнеегипетском совсем не рифмуются. Но почему-то именно это ее сразу убедило. Может быть, в этом совсем древнем и отсталом Египте вместо кошек священные животные - верблюды?
   - Хорошо, - сказала она. - Только как вы спасетесь? Отсюда не убежишь.
   - Ты с фараоном можешь поговорить?
   - Могу конечно. Только я стараюсь лишний раз с ним не встречаться.
   Стас к этому времени уже оправился от смущения и с любопытством прислушивался к нашему разговору.
   - Придется встретиться. Передай ему сегодня же, что я - великий лекарь своего народа и могу исцелить его за пять минут.
   - Это правда? - не поверила она.
   - Честное слово, - ответил я. - С помощью волшебных браслетов...
   - ...и специальных заклинаний, - влез Стас.
   - А это еще зачем? - спросил я его по-русски.
   - Пусть думают, что без нас не справятся, а то браслеты отберут, а нас все равно поджарят.
   "Умен", - удивился я мысленно. А Хайлине, подумав, сообщила:
   - Сегодня я ему ничего передать не смогу, он сегодня свадебную юбку примеряет. Только завтра утром. Времени оставалось в обрез.
   - Постарайся пораньше, - попросил я.
   - Хорошо, - кивнула она. - Только, мне кажется, фараон тебе не поверит.
   - А ты скажи ему - пусть попробует. Если я наврал, меня все равно на костре сожгут, так ведь? А вдруг не наврал?
   - Хорошо, попробую, - пообещала она и, попрощавшись, вышла.
   - И какое заклинание мне читать прикажешь? - спросил я Стаса, когда дверь за ней закрылась.
   - Да какая разница, - махнул он рукой. - Главное - по-русски. Хоть считалочку какую-нибудь возьми.

   в которой я вспоминаю про двойную уху
   - Ну и как это, интересно, вы меня лечить будете? - спросил фараон, когда Улик и Ергей привели нас утром к нему. Мы в это время, само собой, лежали у его ног. Традиция такая. Традиции уважать надо. Пульты-оживители мы предусмотрительно отстегнули от браслетов и сунули в карманы.
   - О всеблагой фараон, попирающий... - начал я, но забыл, чего он там попирает, - попирающий...
   - Стопами небо, а головой - земные недра! - помогая мне, выкрикнул Стас. Окружающие фараона вельможи и советники ахнули и в ужасе закрыли лица руками.
   - Так, - сказал Неменхотеп, - по-вашему, выходит, я стою вверх ногами. Хорошее начало. Поехали дальше.
   - Не слушай моего бедного брата, - сказал я торопливо. - Он слегка ослеплен твоим сиянием, вот и двинулся рассудком.
   Стас недобро зыркнул на меня, но благоразумно промолчал. А я продолжил:
   - Недуг твой, о фараон, проистекает от чрезмерной мудрости твоей и величия.
   Неменхотеп понимающе покивал:
   - То-то я гляжу, все мои советники такие здоровые.
   Советники потупили взоры.
   - Говори, - благосклонно кивнул мне фараон.
   - Для полного исцеления нужно надеть на запястье вот этот браслет, - я поднял над головой руку. - После чего я прочту особое заклинание.
   - И всё? - недоверчиво поджал губы фараон.
   - Всё.
   - А вместе с болезнью мои мудрость и величие не того...
   - Нет-нет, не бойся, - заверил я.
   - Ну давай попробуем, - протянул он руку. И я было начал отстегивать браслет, но меня остановил Стас.
   - Пусть сначала гарантии даст, - шепнул он по-русски, - а то мы его вылечим, а он на радостях нас опять же зажарит.
   Резонно. Я остановился.
   - А как я могу быть уверен, что, когда тебя вылечу, ты нас отпустишь?
   - Фараон сидит перед ним с протянутой рукой, а он еще смеет рассуждать! - поднял густые брови Неменхотеп. - Вообще-то я с самого начала подозревал, что вы - непочтительные отпрыски пустынного шакала, а теперь окончательно убедился. Давай сюда, говорю! - и он слегка наклонился, вытянув руку еще ближе ко мне.
   Но отступать было некуда, и я упрямо сказал:
   - Гарантии нужны, гарантии.
   - А слово фараона тебе, значит, не гарантия? Все слышали? - обернулся он к придворным. - Писец, занеси-ка в протокол: "Слово фараона ему до светильника".
   В этот момент в зал влетел воин, согнувшись в три погибели, пробрался вдоль стенки к верховному жрецу Гопе и что-то зашептал ему на ухо. Выслушав воина, тот выступил вперед и сначала в знак обожания поднял обе руки вверх, а затем, пав ниц, разразился речью:
   - О всеблагой фараон, взглядом испепеляющий врагов Египта и при этом даже ни капельки не потеющий! Эти непочтительные дети пустынного шакала с самого начала не внушали мне доверия. А только что стало известно, что они взяли да и отравили предводителя твоей гвардии. Вот.
   Это было чистейшей воды враньем. Но я от такого просто онемел. Зато фараон прямо-таки развеселился.
   - Да ты что?! - воскликнул он обрадовано. - А как это они сумели? Ну-ка, ну-ка, расскажи поподробнее.
   - Пусть говорит очевидец, - заявил жрец смиренно и отступил на шаг, пропуская вперед воина. Тот рухнул наземь и заголосил:
   - О всеблагой фараон, благостью своей веселящий Осириса, гневом же устрашающий Апопа, мудростью же поражающий...
   - Ладно-ладно, - остановил его Неменхотеп, - богов у нас много. Давай по делу.
   - Короче, когда мы их взяли, - заикаясь от волнения, начал воин, - мы их обыскали. И наш начальник - Доршан - что-то на вид съедобное нашел. И пахнет аппетитно. А вот этот, - кивнул он на Стаса, - говорит: "Пожуй, пожуй, вкусно". Но мы тогда сытые были, и Доршан это съедобное припрятал. А сегодня за завтраком взял да и съел. И тут же уснул мертвым сном. Спит и спит, и разбудить его никто не может.
   - Где он сейчас?
   - А здесь, за дверью, мы его принесли.
   - Внесите тело.
   Воин кинулся вон из зала, а через мгновение с другим копьеносцем внес тростниковые носилки со сладко спящим начальником. Лицо Доршана озаряла блаженная улыбка, из тонкогубого рта тянулись слюнки.
   Неменхотеп закашлялся, а прокашлявшись и отхаркавшись в поднесенную рабом плевательницу, протянул:
   - Да-а... - а потом еще раз: - Да-а... - И обернулся к Стасу: - А ты, значит, так и сказал ему: "Пожуй, мол, пожуй, вкусно"?
   - Сказал, - подтвердил Стас виновато, беспомощно глянув на меня.
   - Занеси в протокол, - кивнул фараон писцу. - Перед словом "сказал" добавь "коварно". - И, вновь обернувшись к нам, потер ладони: - Ну, братцы, это в корне меняет дело. Я и так-то вам не верил, а вы, оказывается, еще и отравители.
   Он встал и, приняв величественную позу, обратился ко всем:
   - В конце концов, у меня сегодня свадьба с прекрасной Хайлине и мне давно пора готовиться к этому судьбоносному событию, а не тратить мое драгоценное время на этих опасных шарлатанов. Готовьте костер. А над ним котел с оливковым маслом подвесьте. Лучше их сварим, так интереснее будет. Правильно?
   Вельможи подобострастно зааплодировали. Неменхотеп скромно раскланялся. Громче всех хлопал жрец Гопа, и я почему-то сразу понял, что он-то поверил в наши медицинские способности, а теперь радуется, что мы лечить фараона не будем и тот скоро умрет.
   И тогда я возопил (а что мне оставалось делать, как не возопить?):
   - О всеблагой и всемогущий! Мы не отравили твоего военачальника! Он просто спит, а когда проснется, будет еще сильнее и отважнее, чем раньше! Клянусь отцом твоим - сияющим богом Ра - мы не обманываем тебя. Силой, дарованной господином моим Осирисом, я могу не только вылечить тебя, а даже воскресить мертвого. Испытай меня, прикажи принести сюда мертвого, и я воскрешу его!
   Неменхотеп с новым интересом посмотрел на меня и уселся обратно на трон.
   - У нас никто не умер? - обвел он взглядом окружающих. Те отрицательно замотали головами.
   - А никто не хочет?
   Вельможи замотали головами еще интенсивнее.
   - Тогда так. Мы сегодня твоего братца сварим, а ты его воскресишь. Если получится, будешь меня лечить, а потом мы, может, вас и отпустим. А если не получится, и тебя сварим. Ясно? Всё. Аудиенция окончена. - Он резво встал, но тут же согнулся, сотрясаемый очередным приступом чахоточного кашля.
   Обрадованные тем, что для эксперимента никого из них не убили, вельможи, громко славя мудрость фараона, под шумок поспешили к выходу. А нас стражники потащили обратно в темницу.
   На Стаса было страшно смотреть. Он сразу как-то поскучнел. А успокаивать его у меня язык не поворачивался. Почему-то я чувствовал себя виноватым.
   Часа два Стас провалялся на соломе, отвернувшись носом к стене. Я тоже лежал молча. Чего тут скажешь? Было страшно. И не только оттого, что браслет может не сработать. Даже если сработает, это же, наверное, больно - вариться в кипящем масле.
   А потом дверь камеры отворилась, и Ергей, смущенно поглядывая на нас (мы же ведь почти подружились), спросил:
   - Кто тут из вас младший?
   - Ну я, - сел Стас.
   - Велено тебя в храм отвести.
   - Зачем это?
   - Подготовиться тебе надо.
   - Как это - подготовиться?
   - А я откуда знаю?! - разозлился Ергей, видно, решив грубостью заглушить проблески совести. - Мое дело маленькое: велено привести, я и приведу. Вставай давай!
   Стас покорно поднялся.
   - Стас, - позвал я.
   Он обернулся:
   - Чего тебе?
   Я стянул с руки свой браслет и подал ему.
   - Надень этот тоже, а пульт мне отдай. Так надежнее будет.
   Он не стал спорить, надел браслет на свободную руку и протянул мне дистанционный блок.
   - Ладно, Костя, - сказал он. - Ты себя не вини. Ты тут ни при чем. Не поминай лихом. Если оживители не сработают, передай Лине, что я... - Тут он не выдержал и всхлипнул.
   - Дурак ты, - обнял я его порывисто, - если не сработают, меня сразу за тобой сварят. А если сработают, тогда ты сам все скажешь.
   Мы еще постояли так, обнявшись, несколько секунд, а потом он сам обернулся к Ергею и сказал:
   - Пошли.
   ...Поглазеть на фараонову свадьбу народу сбежалось много. Люди стояли по обочинам дороги и кидали в процессию цветы и фрукты. Почему-то не совсем свежие. Наверное, свежих было жалко. А сама процессия выглядела довольно убого.
   Впереди двое широконосых рабов-нубийцев катили на четырехколесной повозке транспарант с надписями: "Да здравствует Ра!", "Слава Осирису!" и "Жрецы и фараон - едины!" За транспарантом еще четверо рабов тащили паланкин с Неменхотепом и Линой. В разноцветной праздничной одежде она была особенно красивой, но казалась еще младше, чем когда приходила к нам в темницу. С фараоном она гляделась как внучка со сварливым дедушкой.
   Потом шли музыканты с барабанами и флейтами. Но консерваторий они явно не кончали. Их стук и завывания сливались со скрипом следующих за ними колесниц вельмож. Колесниц было десятка два, причем по количеству разноцветных ленточек и страусиных перьев в гривах лошадей легко было определить, кто побогаче, а кто - победнее.
   Последним под конвоем Улика плелся я.
   Когда процессия достигла берега Нила, на высокий деревянный помост забрался жрец Гопа и, приставив к губам бронзовый раструб, прокричал:
   - Да здравствует фараон Неменхотеп IV, самый солнцеликий из всех фараонов! Ура!
   - Ура, - откликнулась толпа без особого энтузиазма.
   - Да здравствует невеста фараона, самая прекрасная девушка долины Нила! Ура!
   - Ура! - отозвались зеваки немного повеселее.