ОСТРОВ РУСЬ. ЦАРЬ, ЦАРЕВИЧ, КОРОЛЬ, КОРОЛЕВИЧ...

Глава вторая,

   в которой меня выручает чернильница
   (Рассказывает Костя)
   Вообще-то, оказывается, мухой быть не так уж плохо. Помню книжку "Баранкин, будь человеком!" - там пацан то в муравья превращается, то в воробья, и везде его разные сложности и опасности подстерегают. У муравьев, там вообще, вкалывать надо в поте лица... Ничего подобного! Когда я стал мухой, никаких сложностей не было. Летишь себе по небу, жужжишь. Есть захотел - спустился, а там всё съедобное. (Есть, кстати, хотелось почти все время, видно, мухи - существа очень прожорливые.) Воробьи - тупые, уйти от них - делать нечего. А если на какой-нибудь базарчик залетишь, то там вообще класс: мух не бьют, только отмахиваются, а птицы подлетать боятся.
   А знаете, как муха видит, какие краски?! Если б муха человеком обернулась, она бы, наверное, художником стала. А запахи какие муха чувствует! А вкусы!
   Короче, не жизнь - малина. Если бы только не человеческий разум, который все пилит и пилит: "И что, вот так - мухой - ты всю жизнь прожить и собираешься? А она, между прочим, не такая уж длинная: зима нагрянет, и хана..." Мои насекомые инстинкты пытались сопротивляться: мол, не ДОЛГО жить главное, а КРАСИВО. Мол, вот отложу личинок, и жизнь моя в них продолжится... Но тут же вскипал ЧЕЛОВЕК: "Личинок?! Да ты сам-то соображаешь, о чем думаешь?! Кстати, ты не муха, а мух! Какие там личинки..."
   Человек, само собой, победил, и я принялся обдумывать пути обратного превращения. Да к тому же ведь чертов Кащей не только в муху меня превратил, но еще и в мир Шерлока Холмса загнал. В этом я без труда убедился: кэбы, клубы, полисмены, джентльмены... Вот и решил я прежде всего разыскать великого сыщика и связаться с ним.
   Я все это так рассказываю, как будто ничуть не унывал. На самом-то деле время от времени я впадал в форменное отчаяние. Особенно ночью. Англия, она и в Африке Англия. Когда под утро на Лондон падает туман, мухам приходится туго. В первую ночь я спасся в газовом фонаре в сквере. Там было сухо и тепло. Но отражатель в нем был скользкий и покатый, а я еще не научился спать, удерживаясь присосками на лапах; поэтому всю ночь не сомкнул глаз. А если бы уснул, сразу скатился бы в огонь.
   И всякие другие были неудобства. С той же едой, например. Чувствую я своим мушиным носом благоухание, аж слюнки текут, а гляну, что это так пахнет, меня с души моей человеческой воротит... Другими словами, были в моем положении и минусы. Но не буду вдаваться в эти подробности, тут можно сто лет говорить, а по существу - ничего.
   Так вот. Я решил искать Холмса. И вспомнил, что по книжке проживает он на Бейкер-стрит. Но как найти эту улицу? Не долго думая, я принялся кружить над тротуарами, пытаясь прочесть названия улиц на домах.
   Если бы надписи были сделаны на английском, я бы очень пожалел, что лучше знаю древнеегипетский. Но "Волк-стрит", "Эбби роуд", "Грин парк" и тому подобное было написано русскими буквами, так что в этом я затруднений не испытывал.
   Пару раз я подлетал к своим насекомым собратьям, желая попытаться войти с ними в контакт. Ведь что мы - люди - знаем о мухах?! Возможно, думал я, нет на свете существ мудрее, просто мы не способны понять это... Ни фига. Тупее я в жизни никого не встречал. Когда я пытался заводить с ними беседы, они или шарахались от меня как от чумного, или проявляли интерес совсем иного характера (самки). В последнем случае я смывался как можно быстрее: не хотелось бы начинать свой опыт общения с женщинами с мух.
   Весь следующий день я промотался по Лондону, но так ничего похожего на Бейкер-стрит и не нашел. А под вечер со мной произошла вот какая история.
   Вечер этот застал меня далеко от центра города. Хотя район был чистенький и явно не самый бедный и на каждом углу тут горели фонари, я решил избрать какое-нибудь иное место ночлега. Я ведь практически не спал всю прошлую ночь и теперь буквально валился с ног. Если бы я снова забрался в фонарь, неминуемо бы изжарился.
   И вот, не долго думая, я влетел в первую попавшуюся форточку и протиснулся в щель между рамой и натянутой от нас - мух - сеткой.
   Я огляделся. Комната была обставлена, само собой, старомодно, но опрятно: вся мебель какая-то витиеватая, везде салфеточки, подушечки, маленькие полочки с расписными вазочками... Из соседней комнаты слышалась музыка. Музыка, между прочим, знакомая - "Турецкий марш" Моцарта. Мы его на уроках эстетики в школе проходили. Сейчас кто-то играл его слишком медленно и довольно неумело.
   Я порадовался, что в комнате никого нет: можно спокойно подыскать местечко, куда спрятаться и переночевать. Но прежде чем сделать это, пару раз пробежался по стенам и потолку; я просто балдел от этой своей способности и не удержался, пока в комнате пусто. А зря. Потому что музыка внезапно смолкла и за дверью послышались легкие шаги.
   Я метнулся к подоконнику и спрятался в листьях какого-то растения. В комнату вошла совсем молоденькая девушка, можно даже сказать, девочка, в вечернем платье из лилового бархата и сразу же начала раздеваться. Я, конечно, смутился и отвернулся. Но потом подумал: "В конце концов я муха или нет?!" А раз муха, повернул голову обратно и стал наблюдать.
   Красивая девушка. Серые глаза и такие же серые волосы до плеч. А всякой одежды на ней - ужас! Под одной юбкой - вторая, под той - третья, а там, черт, еще панталончики кружевные... И так далее... А корсет! Его расшнуровывать замучаешься. И она замучилась. Взяла со стола колокольчик и побренчала им. Буквально через несколько секунд в комнату ворвалась горничная - толстая улыбчивая негритянка.
   - Сэнди, помоги мне, - велела ей девушка.
   - Сию минуту, мисс Джессика, - ответила та и принялась проворно управляться со шнуром.
   В конце концов я все-таки отвернулся. Мало ли что муха, совесть-то все равно иметь надо.
   Скрипнула кровать, зашуршали простыни, и я услышал голос девушки:
   - А теперь, Сэнди, принеси мне, пожалуйста, чашку горячего шоколада.
   Ой-ой-ой. Я вдруг понял, что опять проголодался.
   - Но, мисс Джессика, - возразила горничная, раздувая черные ноздри, - сэр Чарлз строго-настрого запретил есть и пить в комнатах.
   - Ну Сэнди, ну миленькая, ну пожалуйста. Я хочу книжку перед сном почитать. А знаешь, как приятно читать и что-нибудь вкусное жевать... И думать: "Ах, как мило, что на свете есть Сэнди, которая мне это принесла..." А папа не рассердится, потому что не узнает. Ты ведь ничего ему не скажешь?
   - Святая Мария, вы совсем еще ребенок, мисс Джессика. Ладно, что с вами поделаешь, шоколад я вам сейчас принесу. Только смотрите сами не проболтайтесь отцу, он тогда живо выставит меня за дверь, не посмотрит, что служу вашей семье верой и правдой.
   - Я скорее умру, Сэнди, чем проговорюсь! - заверила девушка с такой страстью в голосе, словно речь шла как минимум о государственной тайне.
   Горничная, посмеиваясь и покачивая головой, вышла, а Джессика, беззвучно похлопав в ладоши, взяла со столика книжку. Я успел прочесть только имя автора: "Д-р Ватсон".
   "Как так, - подумал я, - такого писателя не было. Он сам - персонаж Конан Дойля..." И тут же понял: в рассказах-то именно Ватсон писал о Холмсе.
   Вернулась горничная с дымящейся чашкой на подносе. По комнате разнесся сладостный аромат. У меня потекли слюнки. Джессика, оторвавшись от книги лишь за тем, чтобы ее поблагодарить, принялась читать дальше, прихлебывая из чашки.
   Я понял, что если сейчас не поем шоколада, я свихнусь. Тут в союз вошли и мои мушиные инстинкты, и мой человеческий вкус. Очень кстати Джессика, перевертывая страницу, поставила чашку на столик. Видимо, как раз сейчас сюжет книжки развертывался особенно лихо, потому что читала она, напряженно двигая губами, с широко раскрытыми от волнения глазами... а забытая чашка стояла на столике.
   Я метнулся к ней, приземлился лапками на теплую мягкую маслянистую поверхность, торопливо сунул в нее хоботок и, кряхтя и причмокивая, с неописуемым наслаждением принялся всасывать в себя шоколад. Обе мои сущности - мушиная и человеческая - сошлись в едином блаженстве. Я сладострастно закатил глаза.
   И опять же зря. Внезапно свет над моей головой померк, и инфракрасным зрением я рассмотрел фаланги пальцев прикрывшей чашку руки.
   - Ах, гадкое насекомое, - услышал я приглушенный голос Джессики над своей головой. - Ешь, ешь! Все равно после твоих грязных прикосновений человек к этой пище уже не притронется.
   Видимо, в свободную руку она взяла колокольчик: раздался звонок.
   Я замер, дрожа от страха.
   - Сэнди, я поймала муху! - заявила Джессика. - Вот, возьми. Только осторожно, не выпусти.
   Чашка колыхнулась, рука над моей головой поползла и заменилась другой, коричневой, причем проделано это было так осторожно, что щелки для моего спасения не приоткрылось.
   - Вот и отлично, - заявила горничная. - Я вынесу ее на задний двор, а там и прихлопну.
   Обливаясь слезами жалости к себе, я судорожно, с еще большим остервенением, продолжил пожирание шоколада. В последние мгновения жизни я хотел взять от нее всё.
   - Что ты, Сэнди! - воскликнула Джессика. - Зачем лишать жизни божью тварь?
   - Мухи - надоедливые, никчемные и даже вредные создания, - отрезала черствосердечная Сэнди.
   - Но от того, что убьешь одну, род их не переведется. Так стоит ли пачкать свои руки, а главное - душу? - задала риторический вопрос добродетельная девушка.
   - Ну как прикажете, мисс, как прикажете, - согласилась (как я позже удостоверился - притворно) негритянка, и по колебанию чашки я понял, что меня понесли. Обрадовавшись скорому освобождению, я принялся еще интенсивнее пожирать шоколад, надеясь наесться впрок.
   Вдруг между пальцами руки горничной появилась маленькая щелка, а в нее просунулись два пальца другой руки и ухватили меня за крылышко.
   - "Божья тварь..." - передразнила хозяйку Сэнди, поднося меня к выпуклым черным глазам. - Еще ничья душа, я думаю, не отправилась в ад лишь за то, что ее хозяин прихлопнул муху. - С этими словами горничная, продолжая держать меня за крылышко, наклонилась, стащила с ноги тапок, положила руку со мной на подоконник, размахнулась тапком и, быстро отдернув пальцы, ударила.
   Тапок стремительно приближался ко мне. Но, к моему счастью, горничная, по-видимому, была чуть подслеповата, и только самый краешек убийственного инструмента грозил меня накрыть.
   Я сумел выскользнуть из-под него, использовав совсем не мушиный прием: я всем телом перекатился в сторону.
   Подошва ударила о подоконник, но я уже вскочил на ноги, отряхнул крылья и взмыл к потолку кухни (как оказалось, мы находились именно там).
   - Ах, проклятая! - вскричала горничная и принялась за мной гоняться.
   Я припомнил, как сам когда-то бил мух (о, жестокий!), а иногда еще и засасывал их в пылесос (о, увы мне, увы!..) и понял: главное - не садиться на какую-нибудь поверхность. Минут пять я кружил по кухне, увертываясь от ударов тапка, пока не заметил замочную скважину в двери и не ринулся к ней сломя голову. Через мгновение я уже несся под потолком коридора, а еще через мгновение протискивался в щель между плохо прикрытыми рамами окна на улицу.
   Я оказался на заднем дворе. Ночевать, видно, придется на улице. Ну хоть не голодным. Хотя шоколад шоколадом, а я бы не отказался от чего-нибудь более существенного. (Надо же, стоило смертельной опасности отступить, как вновь мысли переключились на еду!)
   Тут очень кстати я почувствовал вкусный запах и направился в его направлении. Запах шел из двери кладовой, которая находилась в правом крыле дома. Дверь была полуоткрыта. На мешках, в которых, судя по запаху, хранили изюм, лежал явно подвыпивший человек в белом поварском колпаке, с зажатой в зубах тлеющей сигарой. Повар похрапывал.
   Я принялся скрупулезно осматривать помещение. О радость! О счастье! Из-под потолка кладовки свисали окорока и колбасы. По углам громоздились бочонки меда; того слоя, который покрывал их наружные стенки, с лихвой хватило бы на сотню мушиных жизней. Тут и там стояли ящики и корзины с укутанными в солому фруктами и овощами. Ну что еще нужно для счастья?
   Я принялся жадно уплетать лакомства, перелетая от одного к другому. И вдруг я почувствовал странный, совсем не аппетитный запах... Дым! Пахнет пожаром!
   Я сразу понял, откуда доносится этот запах. Сигара выпала изо рта повара и лежала теперь в ящике с морковью. Тонкая березовая соломка уже не тлела, а горела вовсю. Я живо представил, чем это грозит. Еще минут десять-пятнадцать, и кладовая будет полыхать, как домна, а вскоре огонь перекинется и на весь дом.
   Людей жалко вообще, а особенно - людей хороших. Я вспомнил добродушную и милую Джессику. Я должен спасти ее!
   Подлетев к повару, я принялся ползать по его лицу, чтобы разбудить его. Но тот даже не шевельнулся. Пьян он был, по-видимому, мертвецки.
   Пламя уже лизало соседние ящики. Как мог быстро помчался я к двери. Вынырнув на улицу, стал тыкаться от окна к окну в поисках подходящей лазейки. Наконец нашел то самое окно, через которое влез в комнату Джессики в прошлый раз, и протиснулся в ту же щель.
   Если на улице царил полумрак, то тут была полная темнота. Но я-то как-никак муха, и я умею видеть в темноте. Правда, все предметы при этом приобретают странный зеленоватый фосфоресцирующий оттенок.
   Я подлетел к постели Джессики, приземлился ей на кончик носа, пробежал по переносице, соскочил на правое веко и стал, вороша ресницы, ползать туда-обратно.
   Веко несколько раз дернулось, и тут я угловым зрением уловил, как что-то массивное угрожающе мчится на меня сбоку. Я перепрыгнул на подушку, и ладонь Джессики не задела меня, лишь ударив ее саму по щеке.
   Что-то пробормотав, девушка перевернулась на бок. Внутренним взором я видел полыхающую кладовую. Нельзя терять ни минуты. Взяв круто вверх, я вознесся к потолку, а затем спикировал на лицо девушки. Приземлившись лапками на ее верхнюю губу, я, понимая, сколь рискованно для меня это действие, решительным шагом направился ей прямо в левую ноздрю.
   Страшным напором воздуха меня вынесло обратно наружу. Джессика чихнула! А чихнув, села на постели. В восторге я, жужжа что было мочи, принялся метаться вокруг нее.
   - Гадкое, гадкое насекомое, - пробормотала девушка, потирая нос ладонью. Затем потянулась к столику, взяла с него колокольчик и позвонила.
   Из смежной комнаты появилась Сэнди в длиннющей ночной рубашке, чепчике и со свечой в руках.
   - Ты была права, - к моему прискорбию, заявила ей Джессика. - Мух нужно истреблять. Эта наглая негодница совершенно не дает мне спать!
   После таких слов горничная поднесла свечу к жерлу газового рожка и открыла его на полную мощность. В комнате стало почти светло, и, размахивая снятым с вешалки полотенцем, негритянка принялась охотиться за мной. Убедившись в тщетности ее попыток, присоединилась к ней и Джессика.
   Я несколько раз присаживался на дверь комнаты, как бы давая им понять, что из комнаты нужно выйти, но никакого результата, кроме риска быть прихлопнутым, не добился.
   - Мисс Джессика, - запыхавшись и сев на край постели, заявила горничная, - или мухи поумнели, или это - та самая муха, которая вечером морочила мне голову на кухне... Давайте просто выгоним ее в коридор?
   Джессика согласно кивнула и открыла дверь. И тут же в комнату ворвался едкий запах дыма.
   - Боже милостивый, что, это?! - вскричала Сэнди и кинулась в коридор. И тут же оттуда раздался ее вопль: - Пожар! Пожар! Сэр Чарлз, горит кладовая!
   Послышался топот множества ног - это хозяева и слуги принялись за борьбу с огнем. А я, обессиленный, рухнул на подоконник и сразу же уснул в явно несвойственной для мухи позе - на боку, подмяв под себя одно крыло...
   Меня разбудили голоса. Надо мной, внимательно меня разглядывая, склонились два лица; белоснежное - Джессики и глянцево-черное - Сэнди. За окном светало. Запах дыма в комнате почти рассеялся.
   - Как жаль, - вздохнула девушка. - Что ни говори, а именно ей мы обязаны своим спасением. Что же с ней случилось? Ведь мы так и не ударили ее ни разу, правда. Сзади?
   - Говорят, у мух очень короткий срок жизни, - заявила горничная, выпучив для убедительности глаза. - Не иначе, сам Господь послал нам во спасение эту бессловесную тварь.
   - И я буду молиться за нее! - воскликнула Джессика с жаром в голосе.
   - Молиться?! За муху?! Что вы, мисс, это грех! Грех!
   - Нет, не грех! - топнула ножкой девушка. От этого удара мушиный инстинкт сработал, и я, сам того не желая, вскочил на ноги.
   - Сэнди, она живая! - закричала обрадованная Джессика и протянула ко мне руку. Я не делал попыток улететь. Осторожно взяв меня за крылышко, Джессика с улыбкой сказала:
   - Скольким опасностям подвергается и без того недолгая жизнь этого бедного создания. Всякий норовит убить его, просто ищущего себе пропитания... Сэнди, ступай на кухню и принеси оттуда большую стеклянную банку. Я беру это насекомое на пожизненное содержание. Оно будет жить в такой роскоши и неге, в какой не жила еще ни одна муха в мире!
   ...Такой поворот событий мог иметь для меня катастрофические последствия. Любая другая муха была бы, наверное, на моем месте на вершине блаженства. У меня же никак не выходило из головы это жуткое слово "ПОЖИЗНЕННОЕ". Кстати, действительно, а как долго живут мухи?
   Не скажу, чтобы Джессика прониклась ко мне какими-то особыми чувствами. Она не сидела передо мной часами, с умилением разглядывая мою хитиновую оболочку, не пыталась ласково поговорить со мной... Хотя можно ли было этого требовать от нее? Она же не идиотка, а просто справедливая и добрая девочка.
   Но для меня ее доброта вылилась в настоящий кошмар.
   Мое содержание заключалось в том, что раз в два-три дня Джессика приоткрывала крышку банки и кидала туда кусочек рыбы, ветчины или какого-либо фрукта. Пару раз в такие моменты я делал безуспешные попытки бежать, но Джессика была внимательна и осторожна. Видимо, она считала, что глупое насекомое само не понимает своего счастья... Я думал уже, что свихнусь от скуки и страха, что вот так, без надежды на обратное превращение в человека, и предстоит мне прожить всю недолгую мушиную жизнь. А надежды оставалось все меньше и меньше; у меня была масса свободного времени, и я постоянно думал об этом.
   Прошло, наверное, около месяца. Однажды в комнату Джессики без стука вошел, точнее - ворвался, пожилой крупный мужчина с густыми щеточками усов и трубкой в зубах.
   - Что вам угодно, папенька? - встревоженно обратилась девушка к нему.
   - Прочти это, - мрачно произнес он, подавая газету. Она развернула листок и прочла заголовок вслух:
   - "Языческое поклонение мухе в доме сэра Чарлза (порочная страсть к насекомому юной леди Джессики)"... Боже, какая нелепость!
   - Читай, читай дальше!
   - Я не желаю читать сей бред.
   - А я не желаю быть посмешищем всего лондонского света!
   - Но, отец, это насекомое спасло вам дом, а возможно, и жизнь. А уж жизнь повару Гастону - это абсолютно точно.
   - Вот пусть Гастон и нянчится с этой мухой. Только не в моем доме!
   - Во-первых, Гастон уволен, а во-вторых, он пьяница и неблагодарная скотина.
   - Сударыня, вы выражаетесь, как продавщица бакалейной лавки!
   Щеки Джессики вспыхнули, и изменившимся голосом она произнесла подчеркнуто сдержанно:
   - Что ж, пусть я дурно воспитана. Пусть я - грубая и непочтительная дочь. Но, отец, как вы, джентльмен, можете быть столь несправедливы к этому несчастному, спасшему вас существу?
   Сэр Чарлз был явно смущен:
   - Пойми меня правильно, дочка. В целом я согласен с тобой. И я не имел бы ничего против... Но эта статья... В конце концов муха - тварь неразумная...
   Неразумная!!! От возмущения я принялся метаться в банке по самым нелепым траекториям. И тут в комнату заглянула Сэнди:
   - К вам посетитель, сэр.
   - Кто?
   - Некто Шерлок Холмс, сэр. Сыщик.
   Я свалился на дно банки.
   - Сыщик? Не хватало только сыщика в моем доме.
   - Но папочка! - взмолилась Джессика. - Это же знаменитый Шерлок Холмс! Его проницательности рукоплещет весь просвещенный мир!
   - Да-да, припоминаю, что-то я читал о нем... - Сэр Чарлз вновь повернулся к негритянке:
   - Он не сказал, что ему нужно?
   - Он заявил, что пришел за мухой.
   - Вот как? - поднял брови сэр Чарлз. - Что ж, просите его прямо сюда.
   Еще через миг в комнате появилась знакомая мне парочка. Сэнди с любопытством выглядывала из-за двери.
   - Шерлок Холмс.
   - Доктор Ватсон, - представились визитеры.
   - Итак?.. - произнес хозяин.
   - Сэр Чарлз, - начал Холмс, - моя просьба, возможно, покажется вам странной, но, прочитав статью в газете, я понял, что находящаяся у вас муха - это... это... моя муха.
   - Вот как? - усмехнулся хозяин и, затянувшись трубкой, выпустил к потолку облако дыма. В его глазах мелькнули какие-то сумасшедшие искорки. - Сказать по совести, как раз сейчас я пытался решить, куда бы нам это животное пристроить, и ваш визит пришелся как нельзя кстати. Однако, как вы знаете, муха эта спасла нам жизни, и мы не можем отдать ее в... хм-м... - замялся он.
   - В дурные руки? - продолжил за него Холмс с ледяной улыбкой.
   - Не хотел вас оскорбить. Но, помнится, писали, вы не только сыщик, а еще и естествоиспытатель. Возможно, муха нужна вам для опытов? А я считаю, это насекомое достойно лучшей участи.
   - Никаких опытов, - заверил Холмс. - Видите ли, эта муха - не совсем то, что вы думаете... Вот уже месяц я разыскиваю ее.
   - Вы действительно знаменитый сыщик, - хихикнула Джессика, но тут же вновь придала своему лицу серьезное выражение. - Я много читала о вас.
   - Благодарите моего друга, литератора, - покраснел Холмс. Ватсон с достоинством поклонился. - Я понимаю, сэр Чарлз, что мои слова звучат недостаточно убедительно... Могу ли я хотя бы взглянуть на нее?
   - Прошу, - сделал жест рукой хозяин. Я в это время сидел на дне банки. Холмс склонился надо мной:
   - Если ты тот, о ком я думаю, подпрыгни.
   Я подлетел на несколько сантиметров и снова уселся на дно.
   - Ты хочешь пойти со мной?
   Я подпрыгнул еще раз.
   - Факт, достойный удивления, - покачал головой сэр Чарлз. И продолжил упрямо: - Но он еще ни о чем не говорит.
   - Пожалуйста, принесите сюда чернильницу и лист бумаги, - попросил Холмс.
   - Сию минуту. - Джессика, взяв с письменного стола названные предметы, подала их сыщику.
   Холмс положил листок на подоконник, поставил чернильницу рядом и, открыв банку, сказал:
   - Костя, напиши, это ты?
   Я вылетел из банки наружу; стараясь не намочить крылышки, обмакнул в чернила лапки и принялся старательно ползать по бумаге. Затем взлетел и посмотрел на содеянное сверху. На листке получилась хотя и не очень ровная, но достаточно разборчивая буква "Я".
   - Феноменально! - воскликнул сэр Чарлз. - Однако даже это не говорит о вашем праве собственности на данное насекомое. Более того, я и вовсе не слышал о праве собственности на мух...
   - Полно, папенька, - вмешалась Джессика. - Упрямство - поистине одна из наиболее ярко выраженных черт истинного английского джентльмена. Но подумайте вот о чем: мистер Холмс явно знает об этом существе много больше нас, а оно, в свою очередь, недвусмысленно выразило желание отправиться с ним. Стоит ли в данной ситуации упрямиться и настаивать на своем праве? Тем паче мы, по-видимому, и так в течение целого месяца обращались с этим существом абсолютно несообразно с тем, что оно есть.
   - Резонно, - помолчав, согласился сэр Чарлз. - Сэр, - обратился он к Холмсу, - не примите мое упорство за проявление дурного нрава. Дело, признаться, прежде всего в том, что меня мучает любопытство. Кем является эта муха на самом деле?
   - Человеком. Жертвой черной магии.
   Сэнди в проеме двери всплеснула руками, сэр Чарлз выронил изо рта трубку, а Джессика сперва задохнулась от восторга, но тут же смутилась и спросила с дрожью в голосе:
   - Этот человек... мужчина или женщина?
   - Юноша, - ответил Холмс, - прелестный юноша. Не знаю, чем уж я показался ему таким прелестным. А Джессика залилась краской:
   - Боже мой, я совсем не стеснялась его!
   Холмс цинично ухмыльнулся и заметил:
   - Хотел бы я оказаться на его месте.
   - Сыщики никогда не отличались изысканностью манер, - осадил его хозяин.
   Холмс сбросил с лица ухмылку.
   - Итак, я забираю его? - чопорно обратился он к сэру Чарлзу.
   - О да, - ответствовал тот.
   Холмс вынул из кармана сюртука пустой спичечный коробок, открыл его и скомандовал:
   - Сюда.
   Я с удовольствием выполнил приказ и по шуршанию понял, что коробок был вновь водворен в карман. Но я продолжал слышать приглушенные голоса:
   СЭР ЧАРЛЗ. Можем ли мы надеяться когда-нибудь узнать подробности той удивительной истории, невольными участниками которой оказались сами?
   ХОЛМС. Об этом следует спросить моего друга Ватсона. Я всего-навсего сыщик, а писатель - он; и то, узнает ли широкая общественность подробности того или иного дела, зависит сугубо от него.
   ВАТСОН. Смею заверить, когда-нибудь я обязательно опишу это наше приключение. Боюсь, однако, что повествование это будет выполнено не в привычном для меня жанре криминальной новеллы, а в новомодном жанре научной фантазии. Или не совсем научной, нечто в духе мистера По...
   ДЖЕССИКА. Мистер Холмс, а смогу ли я когда-нибудь увидеть этого юношу?
   ХОЛМС. Вряд ли, сударыня. Его родина - далеко-далеко отсюда. А чары, удерживающие его в незавидном образе насекомого, могут быть сняты только на его родине. Вряд ли он захочет когда-нибудь вернуться сюда.
   ДЖЕССИКА (с надеждой в голосе). А вдруг?..
   СЭНДИ. Боже правый, а я чуть не прихлопнула его тапком.

Глава третья,

   повествующая о том, что не всё пингвину масленица
   Известным уже путем: через шкаф Холмса в замок Кащея, а через библиотечный шкаф на полюс - Кубатай, Смолянин, Ватсон и Холмс (с мухой в кармане) в несколько минут добрались до знакомой уже терпеливому читателю полярной станции.
   Встретить кого-нибудь они и не надеялись, а надеялись обнаружить какие-нибудь следы, по которым можно было бы догадаться, где следует искать Стаса. Каково же было их изумление, когда они увидели, что к ним, переваливаясь с боку на бок, спешит пингвин Орлик, крича на ходу:
   - Наконец-то! Наконец-то! Милые, как я вас заждался!
   - Гонит, - определил Смолянин. - Подляну готовит, пернатый.
   Наши герои убедились, что пингвин обладает уникальным слухом.
   - Не гоню, не гоню, честное кащейское! - вскричал Орлик приблизившись. - Мне помощь нужна. Что хотите за это для вас сделаю! Хотя... - Он потупился, горестно качая головой. - Хотя что я сейчас сделаю?! Ничего я сейчас не могу...
   И вот что рассказал пингвин, когда они все вместе вошли в станцию и уселись возле растопленной Ватсоном печки.
   Итак, Кащей превратил Костю в муху и отправил его вместе с Холмсом и Ватсоном в вымышленный Лондон, а Смолянина, Кубатая и сфинксов выбросил в реальный мир. (Кстати, вот и еще одно подтверждение непредсказуемости магических свойств: в человеческом образе ему для такой операции нужен был шкаф, а в пингвиньем - достаточно было выдернуть перышко.) И остался Кащей-Орлик один на один со Стасом.
   - Что же мне с тобой-то сделать? - приплясывая от предвкушения очередного злодеяния, повторял он, хлопая крыльями по бокам.
   - Может, ничего не делать? - с надеждой предложил Стас.
   - Ничего не делать - это я люблю, - согласился Кащей, - потому как ленивый очень. Но тут иной случай. Тут - "кончил дело, гуляй смело". Вот превращу тебя, к примеру, в устрицу, тогда и отдыхать буду.
   - В устрицу не надо, - сказал Стас. - Она мороза боится.
   - А мы тебе раковину утепленную сделаем, - заверил Кащей.
   - Что-то не слышал я про устриц с меховым подкладом, - слабо сопротивлялся Стас.
   - Не слышал, так услышишь! Мы не будем дожидаться подарков от природы, мы создадим новый вид арктической фауны!
   - Орлик, миленький, - неожиданно ласково обратился к Кащею Стас, и в глазах его мелькнул странный огонек, - у меня есть другое предложение.
   - Давай! - обрадовался слегка смущенный Кащей. - Люблю, когда жертва сама инициативу проявляет.
   - Преврати меня в пингвина.
   - В пингвина? А почему в пингвина?
   - Потому что пингвины мне очень нравятся. Они такие хорошие, такие умные, такие красивые, особенно ты, Орлик.
   - Хм, логично, - пробормотал Кащей.
   - Преврати меня в пингвина, точно такого, как ты...
   Разомлев от лести, не вдумываясь в скрытый смысл последних слов, Кащей выдернул перышко, дунул и пробормотал:
   - Превратись, Стас, в пингвина, точно такого, как я! - и топнул ластой.
   Громыхнуло в небе, и вот на снегу друг против друга встали два одинаковых королевских пингвина.
   Не давая Кащею опомниться, пингвин-Стас точно так же выдернул перышко, дунул и заорал:
   - Потеряй Кащей-Орлик свой волшебный дар!
   Громыхнуло.
   - Эй-эй-эй, ты чего это?! - вскричал пингвин-Кащей, опять же выдернул перышко, опять же дунул и произнес с дрожью в голосе:
   - Пусть я снова стану человеком!
   Но ничего не произошло. Не громыхнуло.
   Пингвин-Стас ехидно захихикал, а затем, произведя известные колдовские манипуляции, заявил:
   - Пусть я стану человеком, не потеряю при этом своих волшебных способностей и окажусь в замке Кащея!
   Миг спустя на снегу возле станции одиноко топтался пингвин Орлик, истерически дергая с живота перья и размахивая крылышками.
   ...Выслушав историю Кащея, друзья озадаченно переглянулись.
   - Что-то даже не верится, - сказал Смолянин. - Кащей, и на такое фуфло попался!
   - Так ведь привыкаешь, что ты - самый коварный, совсем об осторожности забываешь.
   - А где Стас-то теперь, где дружок мой сердечный? - вмешался Кубатай, и скупая генеральская слеза, скатившись по щеке, сосулькой повисла на кончике его уса.
   - Не ведаю я того, люди добрые,- признался Кащей.- Но вот о чем прошу вас: найдете его, заставьте меня обратно в человека превратить. Зла я теперь не сделаю, силу-то волшебную потерял. К тому же вместе со способностями магическими Стас у меня и норов злонравный отнял. Природа колдовства моего такая. А пингвином век доживать ой как не хочется...
   - Посмотрим, посмотрим, - хмуро буркнул Холмс и широким шагом направился к двери станции. За ним двинулись остальные.
   - Вот что, милейший, - остановившись, обратился он к Кащею, - а не отправиться ли вам на поиски вместе с нами? С одной стороны, когда найдем ребенка, не придется еще и вас разыскивать, с другой - будете нашим экспертом по магическим способностям, которые он приобрел. Ваши знания могут нам пригодиться.
   - Я с радостью! - возбужденно запрыгал на месте, хлопая крыльями, истосковавшийся в одиночестве пингвин.
   ...Пройдя через платяной шкаф, наши герои вновь оказались в Кащеевой библиотеке, а выйдя из замка - на поляне с хроноскафом.
   Дежуривший возле него Шидла кинулся к ним:
   - Земляне! Рад вас видеть! А где же дети?
   - Один здесь, - похлопал себя по карману Холмс. - А где младший - не знаю.
   - Из замка Стас не выходил, - озадаченно промолвил Шидла.
   - Думаю, он не выходил потому, - догадался Кубатай, - что с помощью Магического шкафа отправился в какую-нибудь книгу.
   - Знаю, знаю в какую! - закричал Смолянин радостно. - Он же домой хотел вернуться! Он в нашу книжку отправился - в "Сегодня, мама!"...
   - Выходит, сейчас он дома и нам остается только доставить туда второго? - сказал Ватсон скорее утвердительно, нежели вопросительно.
   - Боюсь, что это не так, - ответил Кубатай. - Трезво рассудив, я пришел к выводу, что моя первоначальная гипотеза была неверной. Если Стас отправился в "Маму", то он находится как раз в Вымышленном мире этой книги. - И после паузы туманно добавил: - Сознание автора преобразует действительность...

Глава четвертая,

   в которой мы пытаемся предугадать будущее и немножко узнаём о судьбе Стаса
   (Рассказывает доктор Ватсон)
   Оглядываясь назад, я вынужден отметить, что поиски Кости были не самыми скверными днями в моей жизни. На это время я вновь поселился у нашей дорогой миссис Хадсон, в своей старой комнате. А Кубатай со Смолянином, не смущаясь простотой обстановки, заняли комнатку прислуги. Весь день они бродили по Лондону, выискивая самые густозаселенные мухами районы - помойки, выгребные ямы, скотобойни. План их был прост: Костя-муха, увидев знакомые лица, должен был приблизиться и как-либо дать о себе знать. Для полного эффекта потомки брали с собой куски лежалого мяса и прочие продукты, аппетитные для насекомых. Самых подозрительных мух они отлавливали сачком и приносили домой - для изучения. Но Костя никак не находился, и результатом поисков был лишь густой, стойкий запах в квартире.
   Я искал Костю другим путем - по ночам бродил по Лондону, в местах малодоступных людям, но заметных для мух, расклеивая плакатики с краткой инструкцией, как добраться до Бейкер-стрит. Плакатики рисовал по ночам Смолянин, оказавшийся на диво трудолюбивым и прилежным.
   Как и следовало ожидать, успеха добился Холмс, применивший самый неутомительный и странный способ поиска - просмотр газет.
   Найдя бедного мальчика, мы отправились на полюс, где узнали поразительную историю посрамления злого колдуна смышленым ребенком. Что ж, нам остался, как мы думали, самый простой этап приключений: найти Стаса, получившего волшебную силу...
   Унылый замок Кащея был по-прежнему пуст. Сам хозяин помещения нервно замахал крылышками, оказавшись в апартаментах, но ничего не сказал. Правда, издалека доносился слабый стук, но Кубатай успокаивающе махнул рукой:
   - Это Гапон, местный заключенный, в дверь колотит.
   - Кушать, наверное, хочет, - предположил сердобольный Смолянин. - Мы ж его с месяц назад заперли...
   - Вряд ли, у него ведь самобранка была... - нахмурился Кубатай. - Холмс, как вы думаете, чего желает заключенный?
   - Ну, если он целый месяц кушал... - улыбнулся Холмс.
   - А! Смолянин, сходи вынеси парашу. Мы пока книжечку подготовим...
   Смолянин, страдальчески всплеснув руками, удалился, прихватив с собой покорного Кащея. А Кубатай достал с полки томик под названием "Сегодня, мама!". Полистал, то ухмыляясь каким-то приятным моментам, то мрачнея. Торжествующе поднял палец:
   - Во! "Царь, царевич, король, королевич...". Это явно и есть та повесть, куда отправился Стас. Мы можем глянуть текст и убедиться, здесь ли он... да и предусмотреть возможные опасности. Гениально! Как я раньше этого не сообразил? Сейчас почитаем этого "Царя, царевича...". Странное, однако, название. При чем здесь цари и короли? Это же архаизм!
   - Но-но! - в унисон воскликнули мы с Холмсом.
   - Пардон, пардон, - улыбаясь, извинился Кубатай. - Я же не сказал - королевы! Королевы - это хорошо. А короли - архаизм.
   Пока я размышлял, стоит ли принимать такие странные извинения, Кубатай полистал книжку и громко, выразительно прочитал:
   - "Пока я размышлял, стоит ли принимать такие странные извинения, Кубатай полистал книжку и громко, выразительно прочитал:
   - Пока я размышлял, стоит ли принимать такие странные извинения, Кубатай полистал книжку и громко, выразительно прочитал:
   - Пока я размышлял..."
   Быстрым движением Холмс выхватил у Кубатая томик. Генерал-старший сержант постоял несколько мгновений с остекленевшими глазами, потом сказал:
   - Что со мной было, господа?
   - Похоже, вы чуть не стали жертвой этой книги, - с блеском в глазах сообщил Шерлок. - Вы читали именно о тех событиях, которые сейчас происходят. Соответственно - они происходили снова и снова! Вы могли стоять так вечно, генерал. Вы читали о том, что делаете, и делали то, о чем читали!
   - О ужас! - Кубатай побледнел и осел на стул. Холмс осторожно, словно знаменитую шкатулку с отравленной иглой, открыл книгу, перелистнул страницу и прочел:
   - "Через несколько минут, когда появились мрачный Смолянин и явно повеселевший пингвин, мы уже пришли в себя. Жалко было, что книга не предскажет нам будущее, но..."
   - Позвольте, почему это - "не предскажет"? - возмутился Кубатай. - Полистайте книгу дальше, и мы всё узнаем!
   - А дальше, - торжественно сообщил Холмс, - страницы пусты!
   И он помахал книгой с девственно чистыми листами.
   - Что это может означать? - слабо пискнул Кубатай.- Наверное, мы сами творим историю? И то, что будет написано в книге, зависит от того, как мы поступим?
   - Можно предложить и другую версию, - вкрадчиво произнес Холмс. - Книга "Царь, царевич, король, королевич..." только еще пишется. И автор... авторы еще не решили, что будет дальше, что сделает Смолянин...
   Генерал-старший сержант вздрогнул и приподнялся. Холмс потупился.
   - Что вы этим хотите сказать? - гневно воскликнул Кубатай.- Что Смолянин ненастоящий? Что я путешествую по Вымышленным мирам не со своим верным другом - талантливым переводчиком, испытанным товарищем, - а с персонажем книги?
   Холмс посмотрел на Кубатая так, словно хотел что-то сказать, но боялся, что его не поймут. И глухо произнес:
   - Кубатай, дорогой, успокойтесь. Истина в том...
   - Почему бы вам не сделать следующего шага? - продолжал бушевать генерал, удивленный спокойствием Холмса. - Почему бы не предположить, что и я - всего лишь книжный персонаж!
   Мысль эта требовала дальнейшего развития, и он продолжил, глядя то на опустившего трубку Холмса, то на меня:
   - Ведь как гладко получается! Я - лишь персонаж, выдающий себя за генерала Департамента Защиты Реальности! Этакий комический покровитель детей! Ха! А автор книг о Холмсе... э-э-э...
   - Кубатай, не волнуйтесь, - тихо сказал Холмс, положив руку ему на плечо. - Я неоднократно замечал, что разница между Реальным и Вымышленными мирами - небольшая... но не думал, что вы совершите такой великолепный мыслительный взлет! Гениально! Ничего не упуская, не проходя мимо косвенных улик, не закрывая уши на самый тихий шорох - вы выдали стопроцентный результат!
   - Какой? - слабо полюбопытствовал Кубатай.
   - Стопроцентный! Я хотел сказать, что каждый мир одновременно и реален, и придуман. Значит, в какой-то мере вы...
   Кубатай разразился веселым смехом:
   - Холмс! Имейте чувство меры! Я, конечно, отношусь к вам, гражданам Вымышленных миров, как к равным... но нельзя же утрировать! В вас говорят комплексы, Холмс! Вы переживаете, что оказались творением чужой мысли, вот и пытаетесь нас уверить в том же!
   - Что ж, - подумав, согласился Холмс. - Возможно, вы и правы. Здесь я необъективен, и дедукция может меня подводить.
   Через несколько минут, когда появились мрачный Смолянин и явно повеселевший пингвин, мы уже пришли в себя. Жалко было, что книга не предскажет нам будущее, но мы были готовы к любым опасностям.
   - В путь! - воскликнул неунывающий генерал, и мы втиснулись в шкаф. Несмотря на внушительные габариты Кащея-пингвина, без Ивана это было проще... бедный, бедный негр! Я представил, как он скитается по странному, населенному гномами и чародеями миру, и из глаз моих прыснули слезы.
   Наверное, я и впрямь излишне сентиментален... Негра пожалел.
   - Выходим, - извлекая из ножен саблю, сказал Кубатай. И смело шагнул из шкафа.
   Раздался долгий удивленный вопль, и верный Смолянин прыгнул вслед за генералом. Иного пути не было, и, доставая свой верный револьвер, я последовал за ними...
   Падение было долгим, но многочисленные ветки хорошо тормозили полет. Секунд двадцать я лежал, слыша покряхтывание Кубатая и оханье Смолянина. Затем дружеский голос вывел меня из оцепенения:
   - Да вы с дуба рухнули, Ватсон!
   - А вы, Холмс? - приоткрыв глаза, спросил я.
   - А я осторожно слез.
   Смолянин, распростертый в груде желудей, поднялся, потер лоб, извлек из кармана порванной юбки бинтик и аккуратно замотал голову. Пингвин, из которого после падения лез пух, как из порванной перины, что-то тихонько пробурчал себе под нос. Кубатай оказался самым неприхотливым. Он отряхнулся, сметая с плеч дубовые веточки, и зорко поглядел вверх.
   - Почему это выход из шкафа оказался на дереве? - полюбопытствовал он.
   На этот вопрос не нашлось ответа даже у Холмса. Я тоже привел себя в порядок и огляделся.
   Мы находились не в лесу, как я поначалу подумал, а в большом городском парке. Меж деревьев петляли дорожки из странного черного материала, кое-где виднелись железные столбы с белыми шарами фонарей - явно электрических! Сердце у меня забилось чаще. Издалека слышался веселый детский смех. Сквозь деревья ярко светило солнце.
   - Неопасно вроде, - подбирая оброненную при падении саблю, заметил Кубатай.
   - Когда нам мотоциклетчики накостыляли, тоже все мирно начиналось, - хмуро напомнил Смолянин. - Ну чё, пойдем младшого искать?
   - Боже! - воскликнул Кубатай, хлопая себя по лбу. - Холмс, как там Костя?
   Холмс бережно извлек из кармана сюртука спичечный коробок и, открывая его, произнес:
   - Я потому и был очень осторожен, что чувствовал ответственность за ребенка.
   Мы с легким испугом заглянули в Костино пристанище. Все было в порядке. Костя недовольно жужжал, но выглядел бодрым и невредимым. Коробок его был уже порядком засижен изнутри, но мы тактично делали вид, что не замечаем этого.
   - Всё в порядке, мальчик? - соболезнующе спросил пингвин-Кащей. Увидев наши негодующие взгляды, он попятился и, ломая крылья, экзальтированно воскликнул: - Ну хороший я теперь, хороший!
   - Ладно, отставить разногласия, - командным тоном велел Кубатай. - У кого есть мнения, как искать Стаса?
   - Посмотрим по обстоятельствам, - уклончиво пожал плечами Холмс. Я кивнул, соглашаясь.
   Костя громко зажужжал, давая понять, что у него есть какие-то догадки о судьбе брата. Увы, поделиться ими он не мог.
   - А что скажет наш магический консультант? - осведомился генерал.
   Пингвин откашлялся, что выглядело крайне ненатурально, и произнес:
   - Мужики, вспомните мои слова! Стас вместе с магией и всю вредность от меня перенял! Они по волшебным законам взаимосвязаны. Так что найти его - полдела, не получить бы по рогам...
   - Ха-ха-ха!- деревянным голосом произнес Кубатай.- Стас никогда не причинит вреда мне! Ну и брату тоже. Он мальчик славный, вежливый.
   Спорить было не с руки. И мы направились прочь от злополучного дуба. Впереди шли Кубатай со Смолянином, между ними, чуть отстав, семенил пингвин, мы с Холмсом замыкали процессию.
   Странное, однако, дело! Сколько мы всего пережили, в стольких мирах побывали ("вымышленных" добавлять не хотелось). И опасности были, и приключения... а так стало обидно, что поиски наши подходят к концу. Конечно, приятно будет вспоминать бравого генерала и добродушного переводчика, можно и обещанную мисс Джессике книгу об этом написать... правда, тогда погибнет моя репутация писателя-документалиста. А сколько всего еще можно было увидеть!..
   - Ватсон! - Смолянин схватил меня за рукав. - Зырь сюда!
   Мы как раз выходили из парка на улицу. Вполне обычную, разве что дома очень уж все однообразные - в пять этажей, серые, без украшений... А по улице двигалась странная машина - размером с паровоз, но с огромными окнами, на резиновых колесах и привязанная длинными железными штангами к натянутым над дорогой проводам...
   - Троллейбус! - гордо сказал Смолянин. - На электричестве ездит! Нравится, Ватсон?
   Я в силах был лишь кивнуть, наслаждаясь зрелищем невиданного прогресса науки. Троллейбус тем временем остановился, через узкие дверцы из него вывалилось человек двадцать, а человек тридцать втиснулось. Видимо, всем хотелось прокатиться на чудесной машине...
   - Двадцатый век, падлой буду! - гордо, словно сам этот век сделал, заявил Смолянин.
   - Какие деньги здесь в ходу? - полюбопытствовал Холмс. - Я вижу газетный киоск...
   - Вы и здесь хотите искать мальчика по газетам! - захохотал Кубатай. - Ну, я думаю, что шиллинги примут - хотя бы как нумизматическую редкость.
   Ни слова не говоря, Холмс порылся в кармане, извлек несколько монет и направился к киоску. После недолгой беседы с продавцом он вернулся нагруженный газетами. Развернул одну и погрузился в чтение.
   - Что-то интересное пишут? - оглядывая улицу, полюбопытствовал Кубатай.
   - Да в общем ничего. Пишут, что Стас вернулся из поездки в Диснейленд и дал обед в честь бывшего президента Соединенных Штатов.
   - Что?! - завопил Кубатай. Пингвин подпрыгнул, часто замахав крылышками, и, заглянув Холмсу через плечо, разразился смехом:
   - Ох уморил... Вот прикольщик! Способный мальчик, я сразу понял!
   Передовая статья в газете под смешным названием "Комсомольская правда" гласила: "Спасибо вам за Диснейленд, дядя бывший президент!" Ниже была огромная фотография: Стас, одетый в странную одежду - что-то вроде военной формы детского размера, весь увешанный медалями (я узнал орден Почетного Легиона и Пурпурное Сердце), пожимал руку здоровому, мрачному, вымученно улыбающемуся джентльмену. Кубатай бесцеремонно вырвал у Холмса газету и принялся читать:
   - "Сегодня Народный Диктатор Земли Стас вернулся из неофициального визита в бывшие Соединенные Штаты Америки. Из трех дней поездки два дня он провел в Диснейленде, а в течение последнего дня общался с простыми жителями Нью-Йоркщины. На обратном пути он прихватил с собой бывшего президента Америки и дал в его честь обед, сообщив при этом, что ему всё понравилось, а Диснейленд - больше всего..."
   Холмс, не прекращая улыбаться, достал из кармана коробок и выпустил Костю. Тот, возбужденно жужжа, стал виться над Кубатаем, дрожащим голосом продолжающим:
   - "Спасибо тебе, Стас! Наконец-то ты разъяснил американцам, что главное их достижение - Диснейленд! И визит твой был весел и незатейлив. Зря, правда, ты сказал, что Аляску надо вернуть России, потому что Антарктиду русские открыли, а Аляска рядом с ней находится. Стас, Калифорния куда ближе к Антарктиде! Верни нам лучше Калифорнию, там тепло! Там апельсины растут!"
   Кубатай издал каркающий звук и опустился прямо на землю.
   - Вам плохо, генерал? - забеспокоился я. - Сердце?
   - Сердце... - вяло повторил генерал. - И почки барахлят... Я этого не вынесу! Такое искажение реальности... пусть даже вымышленной... Стас, как ты мог?
   - Действительно, как он успел-то? - подпрыгивая на месте, сказал Кащей. - Я вот даже остров Русь завоевать не смог... а он всю Землю в кулаке держит. Способный, способный ученик попался!
   - Ну что? - потянувшись за трубкой, спросил Холмс.- Как будем к диктатору пробираться? И захочет ли он с нами пойти? Здесь ему, похоже, неплохо живется...

Глава пятая,

   в которой нас пытаются арестовать безработные милиционеры, Кубатай и Смолянин приобретают новую специальность, а я наблюдаю за диктаторским окружением и шпионю за собственным телом
   (Рассказывает Костя)
   Мистер Шерлок Холмс, конечно, человек очень хороший. Он мне и в книжках всегда нравился, и по телеку. А в жизни мало того что на артиста Ливанова похож, он еще таким заботливым оказался! И покормить не забывал, и полетать выпускал регулярно.
   Когда мы забрались в книжку, он меня выпустил, как только узнал новости про Стаса. И вот летаю я над слегка позеленевшей лысиной Кубатая, слушаю его дрожащий голос. А в голове одна мысль - добился-таки Стас своего!
   Как я над ним на полюсе издевался! Мол, кто тебя слушать будет, пятиклассника! А вот он - Народный Диктатор Земли. Мой младший брат. Урод! И ведь про меня совсем забыл - искать не стал, бросил на произвол судьбы в мушином облике...
   Пока я жужжал и возмущался, Холмс выгреб из карманов деньги, даже у Ватсона после долгих препирательств соверен занял и скупил в киоске все газеты: "Правду", "Известия", "Пионерскую правду", "Литературку", "Спид-ИНФО". И стали они их читать. А в каждой газете про Стаса статья какая-нибудь написана.
   "Пионерка", например, писала о том, что все ребята хотят быть похожими на Стаса. Что они на него равняются, гордятся и выполняют указания Народного Диктатора. И еще объявляла конкурс детских рисунков: кто лучше Стаса изобразит. Наградой победителю был завтрак вместе с моим братом.
   "Известия" сообщали о том, что за прошедший месяц, после того как Стас принял власть над планетой, жить стало веселее. И какие-то цифры приводили, целый лист. Они вроде бы это доказывали.
   "Литературка" тоже о Стасе вспомнила. Она теперь в основном о детской литературе рассуждала. Какой-то критик выступал, что самые лучшие книги у любого писателя - это те, где главные герои - дети. Например, у Льва Толстого - "Филиппок", у Стивена Кинга - "Талисман", у Набокова - "Лолита". А раз так, то и править миром должен ребенок. Стас то есть.
   Ну а "Спид-ИНФО" вообще выдал! Он написал, что если мальчик в какую-нибудь девочку влюбился, то надо разрешить им пожениться. Я, конечно, порадовался, что Стасу уже не пять или шесть лет. Он в этом возрасте был влюбчивый и смелый. Он бы себе целый гарем завел.
   Кубатай между тем малость пришел в себя и стал выяснять, где мы находимся. Оказалось, что в Мытищах. Это вблизи Москвы. И мы пошли к вокзалу, чтобы сесть на электричку и в столицу отправиться. Стас сейчас там был, если верить "Комсомолке".
   На нас, конечно, все внимание обращали. Еще бы: у Кубатая голова салатового цвета пушком покрыта и сабля на боку, Смолянин идет, весь колесом выгнулся, перепончатые руки в карманы прячет и делает вид, что у него уши нормальных размеров. Следом Холмс и Ватсон - в старомодных костюмах и котелках. Холмс трубкой попыхивает, а Ватсон как троллейбус увидит, так весь от счастья светится.
   А самое главное - с нами пингвин идет! Ростом - два метра, пушистый, неуклюжий. Переваливается с боку на бок и ругается тихонько.
   До вокзала мы дошли. А там нас остановили два милиционера. Я как их увидел, сразу к Холмсу на плечо сел, потому что мне страшно стало. Уж очень напряженно милиционеры держались.
   - Ваши документы! - безошибочно определив главным Кубатая, потребовал один милиционер, тощий и желто-зеленый, словно всю ночь не спал.
   Может, мы бы и выкрутились. Но тут Смолянин вмешался.
   - Мусора позорные! - радостно завопил он. - Чё парашу мутите?
   И я понял, что мы влипли.
   Милиционеры тоже это поняли. Лица их просветлели, и тощий доходяга ледяным тоном сказал:
   - Пройдемте, граждане.
   - Куда? - полюбопытствовал Холмс, вынимая трубку изо рта.
   - Куда следует! - радостно сообщил второй милиционер, коренастый и улыбчивый.
   - Вначале гляньте мои документы, - торопливо предложил Кубатай, протягивая маленькую книжечку, напоминающую карманный разговорник. Милиционер подозрительно повертел ее в руках, спросил:
   - Это на каком языке написано?
   - На всеземном... вы дальше гляньте, на сорок шестой странице.
   Послюнив палец, милиционер пролистал книжку и прочел:
   - "Податель сей ксивы - в натуре генерал-старший сержант ДЗР. Имеет следующие обязанности: отлавливать безнадзорных кошек/котов, а также инопланетян, уничтожать запасы валерьянки всеми возможными средствами, препятствовать путешествиям во времени, запрещать колдовство и чародейство. Для выполнения оного имеет следующие права: конфисковывать прыгоходы и иные средства передвижения, размагничивать дискеты с текстами сказок, пользоваться муми-бластером, учинять диверсионные акты любой крутизны.
   P.S. В порядке исключения разрешено посещать остров Русь.
   Все вышесказанное удостоверяю, падлой буду, директор Департамента Защиты Реальности Ережеп".
   Минуту царила полная тишина. Люди и без того старались к нам не приближаться, а теперь, когда милиция подошла, за сто метров стали обходить. Лишь вдалеке гудела
   электричка.
   - Откуда у вас пингвин? - продемонстрировал познания в зоологии коренастый милиционер.
   - Это не пингвин, это Кащей Бессмертный, в быту - Манарбит, - неосторожно признался Кубатай.
   - Психи, - решил коренастый милиционер.
   - Вяжем! - отважно подтвердил тощий. И они бросились на Кубатая: видно, боялись, что он саблю достанет.
   Не на того напали! Эх, жалко Стаса не было, посмотреть на Кубатая-разгневанного, Кубатая-диверсанта!
   Тощего милиционера Кубатай поймал за ухо и пригнул к земле. Коренастому отвесил такую оплеуху, что тот зашатался и отступил назад. А там его уже поджидал Кащей-пингвин! Он ловко подставил милиционеру ласту, и тот полетел в канаву.
   - Бей ментов! - завопил Смолянин, подпрыгивая и отвешивая пинки тощему милиционеру. Холмс и Ватсон нерешительно топтались на месте, явно не готовые к нападению на представителей власти. К счастью, их вмешательство не понадобилось. Милиционеры позорно бежали. А мы не сговариваясь кинулись к электричке. Холмс так припустил, что мне пришлось спрыгнуть с его плеча и лететь следом, махая крыльями изо всех сил.
   Ватсон, наверное, тоже перепугался. Он даже не стал восхищаться тем, что поезд двигается на электрической энергии. Заскочили мы в тамбур, причем я еле успел влететь между сходящихся дверей, и поезд тронулся.
   - Костя, где ты, малыш?! - тревожно воскликнул Холмс. Я покружился рядом и сел ему на нос. Холмс успокоился и укоризненно сказал Кубатаю: - Генерал, стоило ли так... с полицией...
   - Стоило, стоило, - хохотнул Кубатай.
   - Что ж, вам виднее, - неохотно произнес Холмс. И мы в молчании поехали. Народа в тамбуре не было: видно, все пингвина боялись. Да и в вагоне через пять минут никого не осталось. Но мы туда не пошли, потому что Холмс, как всегда, дымил своей трубкой, давая время от времени затянуться разволновавшемуся Ватсону.
   - Милиция - это мелочь... мусор, как метко сказал Смолянин, - веселился Кубатай. - Не то должно нас волновать! Стас! Как он захватил власть? Вот в чем вопрос! Давайте все подумаем!
   Взрослые задумались. А я спорхнул с носа Холмса - очень уж там табаком воняло, подлетел к окну и стал любоваться пейзажем.
   В Москве я был давным-давно, еще маленьким. И теперь разглядывал пригороды, мимо которых мы проезжали, пытаясь сообразить - настоящая это Москва или нет.
   Вроде настоящая. Дома большие, люди все не ходят, а бегают, на каждом перекрестке бананами торгуют...
   Электричка притормозила на какой-то станции, и в наш тамбур влетел молодой мужик с огромным чемоданом. Был он таким запыхавшимся, что пингвина даже и не заметил. Улыбнулся радостно и сказал:
   - Еле успел! На последней секунде!
   - Гонишь... - меланхолично ответил Смолянин. Мужик слегка смутился, но разговор продолжил:
   - Вы небось приезжие?
   - В какой-то мере, - осторожно ответил Холмс.
   - Из провинции. За товаром, - вынес диагноз мужик. Все промолчали. И он, приняв молчание за согласие, вкрадчивым голосом пропел: - Хотите великолепную вещь предложу?
   Все молчали.
   - Набор посуды! - похлопывая по чемодану, продолжал мужик. - Швейцарский! Нержавеющий! Вилочки для куропаток, щипчики для фазаньих язычков, специальная кастрюлька для варки перепелиных яиц...
   - Яйца любишь? - вступил в разговор Кащей. Мужик повернулся и впервые заметил, с кем он едет. Лицо его побледнело, он сглотнул и тихо сказал:
   - Нет... никогда не ем. В них холестерина много!
   - Ах, холестерина тебе много! - Кащей похлопал крылышками по бокам. - Тебе яйца наши не нравятся?!
   Тут электричка притормозила, и мужик со своим чемоданом вылетел из тамбура. Пулей.
   Все развеселились, и до Москвы мы ехали без приключений. Когда поезд медленно втянулся на вокзал, взрослые вышли, а я выпорхнул из вагона. Выпорхнул и сразу почувствовал знакомый с недавних пор запах. У мухи-то обоняние - ого-го! А милиционеры пахнут своеобразно, для мухи чем-то даже приятно... Через мгновение я их и увидел.
   На перроне стояло штук двадцать милиционеров с дубинками, наручниками и автоматами. Все они хмуро смотрели на нас.
   - Ох... - убитым голосом произнес Кубатай, обмякая. - Совсем забыл, что в двадцатом веке уже изобрели телефон...
   Один из милиционеров поднял мегафон и заорал:
   - Руки вверх! Шаг вправо, шаг влево - попытка к бегству! Взмах крыльями - провокация! Бросай оружие!
   Ватсон тоненько охнул, стал медленно оседать и, наверное, упал бы, не подхвати его на руки Шерлок Холмс.
   Кубатай преобразился. Грудь его выгнулась, как Дворцовый мост в Санкт-Петербурге, глаза метнули огонь, усы стали медленно приподниматься.
   - Никогда! - воскликнул генерал. - Никогда Кубатай не бросал оружия!
   Положение было хуже некуда. Московские милиционеры явно обиделись за своих мытищинских коллег. И тут Смолянин, нервно комкая юбку, заголосил:
   - Люди добрые! Помогите! Честных людей обижают! Животных мучают! Помогите!
   Я, конечно, догадывался, что это нам не поможет, но все-таки от смолянинской отваги стало приятно.
   - Считаю до трех! - продолжал кричать милиционер. И торопливо начал считать: - Раз, два, два с половиной...
   - Отставить! - раздался вдруг чей-то тонкий голос. Ватсон встрепенулся и начал озираться. А я благодаря своим мушиным глазам сразу увидел маленького, лет восьми-девяти, мальчика, который как раз вышел из соседнего вагона и наблюдал за происходящим.
   А самое удивительное, что милиционеры его послушались! Опустили оружие... правда, лица у них при этом стали - смотреть страшно!
   - Товарищ мальчик! - дрожащим от ненависти голосом произнес милиционер с мегафоном. - Это преступники!
   - Доложить как положено, - лениво ответил мальчик, поправляя воротник джинсовой курточки.
   - А-а-а! - простонал милиционер, комкая мегафон. - Товарищ мальчик, разрешите доложить?
   - Разрешаю.
   - Майор Брайдер. Задерживаем опасных преступников, террористов. Напали на представителей власти... хулиганили...
   Мальчик подозрительно посмотрел на нас, увидел пингвина... и заулыбался. Подбежал, храбро схватил Кащея за крыло-плавник, погладил и заискивающе спросил у Кубатая:
   - Это... это ваш?
   - Э-э-э... Наш! - смешался Кубатай.
   - Ручной?
   - Дрессированный, - кокетливо улыбаясь, сообщил Смолянин. - Орликом зовут!
   - Здорово... А что они на вас так разозлились?
   - Не знаем, - покривил душой генерал. - Шли мы, шли, никого не трогали. Мы - знаменитые цирковые артисты. Это - рыжий клоун Смолянин, а я - зеленый клоун Кубатай. Гастролируем по миру с Орликом... всем нравимся. А тут напали, негодяи... Орлика хотели ударить!
   Мальчик явно был из тех ненормальных юных натуралистов, у которых дома аквариум, клетка с канарейками, вольер с хомяками и пара дворняжек. Он побледнел, еще раз погладил пингвина и заорал на милиционеров:
   - Разойдись!
   - Нет! - храбро возразил майор Брайдер.
   Мальчик нахмурился, прищурил глаза... И откуда-то сверху скользнули к земле быстрые серо-стальные тени! "Птицы", - понял я, метнулся к Холмсу и забрался ему под сюртук. Что ни говори, мушиные инстинкты - вещь полезная...
   Только эти птицы мух не ловили. Были они металлические, с блестящими, как хрусталь, глазами и длинным клювом, на конце которого дрожал огненный шарик.
   - Именем Народного Диктатора приказываю вам разойтись и не трогать порядочных людей! - велел мальчик. - И вообще... всё ваше отделение милиции - распускаю!
   Милиционеры с грохотом пороняли свои автоматы и наручники. Один жалобно спросил:
   - А что нам делать-то тогда?
   - На завод идите работать! - строго сказал мальчик, взял Орлика за крыло и потащил за собой. Следом, волей-неволей, поплелись и мы.
   Мальчика звали Славой. Он так сказал, когда мы шли по улице. И еще признался, что ужасно животных любит, особенно - птиц. А пингвинов раньше видел только в зоопарке.
   Кащей, если честно, вел себя очень прилично. Как дрессированное животное, а не как заколдованный человек. Крякал, махал крылышками, один раз попытался стащить с лотка банан. Подтверждал слова Кубатая.
   - А этих... железненьких... - ненатурально хихикнул Кубатай. - Тоже любишь?
   - Страх-птичек? А чё их любить-то? Они неживые. Они роботы! - засмеялся мальчик.
   - А откуда они взялись? - осторожно спросил Холмс.
   - Ну, когда диктатор Стас вернулся из Шамбалы и увидел, что всё везде плохо, то он сказал волшебное слово... - с воодушевлением начал рассказывать мальчик. И вот что мы узнали...
   Стас объявился полтора месяца назад. Первым делом он пробрался на телевидение - явно благодаря волшебству. Влез в прямой эфир во время передачи "Час пик" и объявил, что он - вечно молодой и могучий колдун из африканской страны Шамбала, явился, чтобы помочь всему миру. (Подводило его все-таки образование: про Шамбалу-то он что-то слышал, а вот где она находится - не знал.) Ведущий попытался выгнать странного мальчика из студии, да куда там... Стас пробурчал какое-то заклинание, и откуда ни возьмись появилась стая железных птиц (Стас их потом прозвал страх-птичками). Ударами тока они разогнали охранников и выступающих, техников усадили на места, и Стас свое выступление продолжил. Объявил на всю страну, что жизнь теперь будет славная - малина, а не жизнь. Что президента, парламент и прочих дармоедов он в отпуск отправляет. А править будет сам... ну и все остальные дети старше семи, но младше двенадцати лет. Потому что они самые добрые, умные и честные. Об этом во всех книжках, мол, написано. Детей теперь никто обижать права не имеет, потому что страх-птички будут за этим следить и виновных наказывать. А взрослые пусть не волнуются - как жили, так и будут жить. Стас им все разрешает, кроме одного - управлять.
   Так всё и началось. Попытались было войска подвести, но только танки и боевые вертолеты не заводились, а солдат страх-птички разрядами тока по всей Москве разогнали. Пока в США и других странах думали, что бы это всё значило, страх-птички и туда долетели. Размножались они быстро, накинутся кучей на какой-нибудь несчастный бронетранспортер, разберут по винтикам и новых птичек налепят. А подчинялись только Стасу и немножечко - другим детям. Помимо охраны моего брата и остальных детей они еще и преступников разогнали. Стоило хотя бы рубль украсть, как налетала стая и проводила экзекуцию на всю тысячу. Так что милиция уже с месяц маялась бездельем.
   Через неделю в мире ни одной армии не осталось, а страх-птичек стало так много, что даже самые упрямые генералы и грабители поняли - лучше не лезть на рожон. Тем более что, когда пару птичек поймали и размонтировали, оказалось, что внутри у них нет ничего, кроме шестеренок и батареек "Крона". И как они летают да еще током бьются - одному Стасу ведомо. (Я-то, конечно, понимал, что и ему это неведомо. Слаб он был в технике. Велел птичкам летать, размножаться и военных разгонять, они и послушались. Магия!)
   ...Слава нам все это рассказал с удовольствием и взахлеб. И только потом удивился - вот что значит юный возраст.
   - А вы ничего этого не знали?
   - Не знали, - признался Кубатай и опасливо погладил мальчика по голове. - Мы это... гастролировали. В джунглях Мадагаскара. Были полностью отрезаны от цивилизации.
   - На Мадагаскаре? - Слава просиял. - Ой как здорово! А вы видели там марабу?
   - Да, - с сомнением ответил Кубатай.
   - У него действительно красная голова, темно-зеленая спина и белый живот?
   - Ну, ты довольно верно описал моро... Марабу.
   - Как я вам завидую... - не по-детски тяжело вздохнул мальчик.
   - Ох, нам же пора! - стремясь уйти от орнитологии, воскликнул Кубатай. - Мы обещали быть в цирке и сегодня же приступить к выступлениям. Так что извини, Славочка...
   - Я вам помогу! - просиял мальчик. - Вы впятером выступаете?
   - Мы? Нет, втроем. Я, пингвин и Смолянин. А эти... э... дяденьки, они просто поклонники.
   - Вас сейчас доставят в цирк! И проследят, чтобы никто не мешал до самого выступления!
   С этими словами заботливый мальчик Слава щелкнул пальцами, и с крыши ближайшего дома слетел десяток страх-птиц.
   - Срочно отведите этих двух клоунов и пингвина в цирк! И пусть им никто не мешает репетировать и выступать! Особенно пингвина охраняйте!