ЦВЕТЫ НА НАШЕМ ПЕПЛЕ

   "Книга стабильности" махаон, т. VI, песнь VI; дворцовая библиотека короля Безмятежной (доступ ограничен).
   - И каков же наш маршрут, мой господин? - спросил махаон, приземлившись на спину гужевого сороконога позади молодого короля. Сложив крылья и усевшись поудобнее, он добавил: - Спасибо, кстати, что вовремя, я уже начал беспокоиться.
   - Лаан, мы же договорились, что "господином" ты будешь звать меня только в присутствии подданных, - с укоризненной улыбкой обернулся к нему Лабастьер Шестой. - Ты заставляешь меня чувствовать себя виноватым в том, что я - сын своего отца.
   - Не вини себя, брат маака, - ухмыльнулся Лаан, - с кем не бывает. Я вот, например, тоже сын своего отца...
   Лабастьер пропустил это дурацкое замечание мимо ушей, но упоминание об отце товарища заставило его оглянуться. Помахав рукой многочисленным родственникам Лаана, высыпавшим попрощаться со своим любимцем на веранду, он легонько стеганул своего сороконога по кличке Умник плетью в чувствительный просвет между шейными пластинами. Тот вздрогнул, как всегда, словно бы обиженно, покосился на хозяина калейдоскопическим оком и, ускоряясь, засеменил вперед. Грубый, но приятный запах его тела усилился.
   - Маршрут простой, - сказал Лабастьер, убедившись, что животина благополучно пересекает покрытую розовым мхом Площадь Согласия и не собирается, по своему обыкновению, остановиться, дожидаясь повторной команды, - будем двигаться от селения к селению до тех пор, пока я не найду нам невесту-маака. И не надо начинать все сначала. - Он поднял руку и повысил голос, упреждая возражения будущего сомужа. - Мы обсуждали все это уже тысячу раз.
   - Я и не думал ничего начинать, - пожал плечами тот. - Как я могу перечить прихотям короля, мечтающего, чтобы в народе его прозвали Лабастьером Шестым Скромнейшим?..
   - Все-таки завелся, - обреченно вздохнул Лабастьер.
   - Все юные самки Безмятежной ждут от тебя одного-единственного слова, чтобы примчаться на смотрины и покорно ждать твоего выбора. Но нет, ему нужны приключения, ему не жалко ни своих, ни моих сил и времени, он сам отправляется на поиски любви... Разлучая, между прочим, с невестой своего якобы лучшего друга.
   Ловко огибая старые светло-лиловые и молодые, бирюзовые, стебли курган-травы, Умник несся уже примерно раза в полтора быстрее, чем летают бабочки. Лабастьер похлопал его ладонью по спине, фиксируя эту скорость, и оглянулся. Громада купола Золотого Храма была уже еле видна.
   - Фиам, хочу тебе напомнить, и моя невеста тоже, брат-махаон, - бросил он.
   - Ну да, ну да, - покивал Лаан дурашливо, - только не ты ее выбирал, не ты влюблен, не тебе страдать от разлуки, не тебе с нетерпением ждать, когда...
   - Ну хватит ныть, - перебил его Лабастьер. - Хочешь скорее соединиться с ней, помоги мне хотя бы этим.
   Закон "семейного квадрата" нередко приносит молодым бабочкам Безмятежной сложности, а порой и разочарования. Когда самец и самка маака решают соединиться, они ищут такую же пару влюбленных махаонов. А пары махаонов ищут влюбленных маака. И эти пары должны понравиться друг другу. "Мир на пересечении диагоналей" - вот главный семейный принцип и главный же тост на свадебных пирушках. И никому и в голову не приходит оспаривать необходимость этой традиции. Ведь так завещал колонистам Безмятежной Лабастьер Второй Мудрый, и никогда махаоны и маака не узнают, что такое межвидовая вражда. Ведь они разделяют друг с другом брачные ложа и вместе воспитывают личинок.
   - Для вас, маака, семейные узы не значат того, что они значат для махаонов, - заявил, нарушив тишину, Лаан. - Женившись, махаон становится совсем другим. Недаром это и в наших традициях учитывается. У нас, махаонов, даже имя после женитьбы меняется. Вот, например, я - Лаан, стану Дент-Лааном, а ты, брат-маака, так и останешься Лабастьером... А моя милая Фиам будет зваться уже Дипт-Фиам... И все-таки признайся, - с коварными нотками в голосе неожиданно сменил он тему, - она привлекает тебя как самка. Разве нет?
   - Я отдаю должное твоему вкусу, - нарочито бесстрастно бросил Лабастьер.
   В подавляющем большинстве семей сомужья свободно совокупляются с женами друг друга. И все-таки вопрос этот достаточно деликатен. Полное взаимодоверие приходит не сразу, лишь после того, как притупляется естественная ревность.
   - Как я тебя понимаю, - мечтательно протянул махаон. И тут же встрепенулся: - Слушай, чего это мы ползем, как дохлые?! Так мы никогда не доберемся до твоей избранницы! Пришпорь-ка своего лентяя.
   Улыбнувшись непосредственности товарища, Лабастьер основательно (для видимости) размахнулся, но хлестнул совсем слабо, и сороконог, блеснув глазом, ускорился лишь чуть-чуть. Лаан, ожидая рывка, придержал рукой свой красный берет, означающий принадлежность его владельца к дворянскому роду Первой гильдии. Стайка разноцветных полупрозрачных птиц-пузырей выплыла из-под поникшего широкого листа, задетого головой Умника, и, испуганно шипя, метнулась в сторону.
   - В таком темпе до ближайшего селения мы доберемся не раньше заката, - вздохнул Лаан, отпуская берет. - Скоротаем путь рассказами?.. Ты знаешь, брат-маака, как я люблю слушать о твоем прадеде...
   Молодой король, конечно же, не был знаком со своим великим предком. Но на мочке его уха, на серебристой цепочке, красовалась бесценная реликвия рода - серый полупрозрачный камешек неизвестной породы, серьга Лабастьера Второго. И потомок знал множество семейных легенд.
   - Хорошо, - согласился он. - Приготовься слушать. Я расскажу тебе о том, как мой прадед впервые ступил на землю Безмятежной.
   Махаон удовлетворенно кивнул, но, не желая терять времени даром, извлек из ножен костяную саблю и принялся в такт поскрипыванию чешуек сороконога натирать ее лезвие укрепляющей мастикой.
   - Когда прадед Лабастьер Второй и возлюбленная жена его Дипт-Наан спустились с небес и вышли из Золотого Храма... - начал маака, но Лаан, на миг прекратив свое занятие, перебил его:
   - Ну это-то, положим, сказки. Подумай сам, какая сила может поднять такую махину?
   - Может быть, и сказки, - согласился Лабастьер Шестой. - Но когда мама рассказывала эту легенду, я тоже спросил ее: разве может летать по небу целая скала? И знаешь, что она ответила? "Летать не может, но она может падать..."
   - Хм, - скептически покачал головой Лаан и продолжил полировку лезвия. - Ладно, давай дальше.
   - Они огляделись, и мой прадед сказал: "Этот мир прекрасен. Он создан для любви и покоя, а значит, он создан для нас с тобой. И мы должны научиться жить в нем так, чтобы не нарушить его первобытной гармонии..."
   - Тридцать тысяч личинок! - порхая над равниной невдалеке от разведывательного антиграва, Наан впервые осознала, какая ответственность ложится на их плечи. - Ты только представь себе, сколько им понадобится пищи! А мы не знаем даже, есть ли тут что-нибудь съедобное.
   - Обязательно есть, - с деланной убежденностью заявил Лабастьер. - Зондирование показало, что состав воздуха и почвы тут практически идентичен земным, а это значит, что метаболизм местных живых форм тоже подобен нашим.
   На самом деле он вовсе не был уверен в сказанном. Уже то, что широколистные травы, которыми была покрыта простирающаяся под ними долина, имели не зеленый, а ядовито-фиолетовый цвет, наводило на подозрение о непригодности местной флоры в пищу.
   - Состав воздуха и почвы ничего не значат, - безжалостно возразила Наан. - Разве мало и на Земле несъедобных растений? А животных тут что-то и вовсе не наблюдается.
   - Пока не наблюдается, - отозвался Лабастьер с нажимом на первое слово. - Что можно разглядеть с такого расстояния? Так что не спеши прятать плазмобой... Что касается съедобности... ОН предусмотрел, что перед колонистами неминуемо встанет эта задача. Браслет на моей руке - это анализатор химического состава как раз на этот предмет. Нам не придется, рискуя жизнью, экспериментировать на собственных желудках. И что-то подсказывает мне, что результаты анализов не разочаруют нас.
   - Так чего же мы ждем? - нахмурилась Наан. - Надо спускаться вниз и приниматься за работу.
   - Ты права, - согласился Лабастьер. - Но как мы все-таки эту планету назовем?
   - Ты ведь уже решил назвать ее "Безмятежная", - удивилась Наан. - С таким названием она просто не способна будет строить нам козни. Ты что, передумал?
   - Да нет, - пожал плечами Лабастьер, и они, подобно падающим листам клена, стали кругами планировать вниз. - Надеюсь, ты окажешься права. Но у меня появилась новая идея: почему бы не назвать ее "Наан"?
   - Ну уж нет! Возможно, для кого-то это и будет нормально, но только не для меня. Представь, ты скажешь: "Как я люблю тебя, прекрасная Наан...", а я буду гадать, обращаешься ты ко мне или это у тебя приступ местного патриотизма.
   - Ты как всегда права, о возлюбленная жена моя, - усмехнулся Лабастьер. - Пожалуй, не стоит называть планету твоим именем, ведь вместе с именем она может перенять и твой нрав. Не выживем...
   ...В этом месте рассказа Лаан засмеялся и вновь перебил молодого короля вопросом:
   - Как ты думаешь, зачем нашим предкам понадобилось сочинять все эти небылицы? Как ты назвал браслет твоего прадеда? "А-на-ли-за-тор?" Какое дурацкое словечко. Ты можешь себе представить, чтобы такой волшебный предмет существовал на самом деле? И кто этот таинственный ОН, о котором говорил Лабастьер Второй? И где находится эта пресловутая Земля?..
   Молодой король сокрушенно вздохнул:
   - Я не могу ответить ни на один из твоих вопросов. Сам я думаю, что на самом деле какая-то болезнь, война или иное стихийное бедствие унесло однажды жизни всего взрослого населения планеты, кроме моих предков. Они остались одни с тысячами куколок, и им пришлось начинать этот мир заново. А все эти легенды они придумали для того, чтобы мы не повторили гибельных ошибок наших предшественников.
   - Но это не объясняет, зачем они придумали все эти приспособления - "анализаторы", "плазмобой", о которых я слышу с детства. Не твой ли прадед завещал нам не создавать никаких орудий сложнее ножа и сабли?
   - Да, сплошные неувязки, - задумчиво согласился Лабастьер Шестой. - Мама уверяет, что ответы на все свои вопросы я получу сразу после рождения первенца... Говорит, так заведено в королевской семье... Но она не объясняет, каким образом это случится. Похоже, она и сама этого не знает, ведь отец погиб, когда я был еще гусеницей...
   - Или вот еще, - продолжал разглагольствовать Лаан. - Всегда говорят "Лабастьер Второй и его возлюбленная жена Наан"... Почему?! Он - маака, она - махаон, у каждого из них была своя пара в диагонали, но их имен мы даже не помним!
   - Я-то помню, - пожав плечами, возразил король. - Но в целом ты прав...
   - И все-таки правильно твой прадед завещал, - перескочил на прежнюю тему Лаан, любуясь своим сверкающим в лучах закатного солнца начищенным клинком. - Только глянь, какая красота! Зачем нам что-то сложнее?! - Он размахнулся и точным ударом перерубил проносящийся над ними стебель. Вспугнув очередную стаю птиц-пузырей, на этот раз покрытых спиралеобразным узором, позади них рухнул огромный травяной лист. - Красота... - повторил он удовлетворенно.
   - Мыслитель, - усмехнулся Лабастьер Шестой. - Кстати, заросли редеют. Мы движемся по тропе. Похоже, мы приближаемся к селению.
   Лаан вернул саблю в ножны и, покопавшись в поясной сумке, извлек из нее кусок туго скрученной флуоновой ткани.
   - Карта, - пояснил он. - Это тебе, брат-маака, все равно, куда крыла свои направить, а я все-таки желал бы иногда и уточнить, где мы находимся. - Распустив тесемку, он развернул флуон и вгляделся в выдавленный на нем рисунок. (В местах сильного нажатия флуон, прессуясь, становится прозрачным, и изображение видно достаточно отчетливо, особенно если свиток расстелить на чем-нибудь темном.) - "Селение" - громко сказано, - сообщил Лаан. - Скорее, хутор. Семей десять-пятнадцать, не больше. Думаю, не стоило бы туда и заглядывать, но не мешает отдохнуть...
   В этот миг Умник внезапно остановился как вкопанный, и наездники, не удержавшись в седлах, вылетели из них, зависнув в воздухе. Тело сороконога издавало терпкий запах испуга.
   Прямо перед ним, уперев клинок шпаги ему в лоб, стоял молодой хмурый самец-маака с грубоватыми чертами лица. Зверь, осторожно перебирая лапами, подался чуть назад.
   - Эй, ты кто такой?! - первым оправился Лаан. - Чего тебе надо?!
   - Я - Ракши-младший, - заявил тот, - а вы - королевские глашатаи, кем же вам еще быть.
   - Допустим, - сказал Лабастьер, повернув голову так, чтобы незнакомец не заметил серьгу. - И что из этого следует?
   - Убирайтесь отсюда! - выкрикнул назвавшийся "Ракши-младшим", не опуская клинок. - Обойдите стороной это место, и тогда я не трону вас. Ничего интересного тут для вас нет. А не послушаетесь, живыми отсюда не уйдете!
   - Фу-ты, ну-ты! - поморщился Лаан, снова доставая саблю. - Дайте-ка, мой господин, я поговорю с этим невежей, как подобает самцу.
   Он вылетел чуть вперед, но Лабастьер поймал его за руку:
   - Подожди. И чем же тебе не угодили королевские глашатаи? - обратился он к незнакомцу, поворачиваясь под его пристальным взглядом анфас. И тот наконец заметил драгоценный амулет.
   - Еще того не легче, - пробурчал он. - Никак, само Королевское Величество к нам пожаловали... - Он немного помолчал, размышляя, затем почесал свободной рукой затылок и, встряхнувшись, решительно заявил: - Оно и к лучшему. Покончим с этим раз и навсегда. Защищайтесь!
   Выкрикнув это, Ракши-младший взвился в воздух и ринулся на Лабастьера.
   - Мятеж на Безмятежной, - ошарашенно бросил Лаан и рванулся вперед, закрывая собой друга. Ведь по традиции на поясе короля, кроме небольшого фамильного кинжала, нет никакого оружия.
   Ракши-младший оказался не слишком опасным противником. Он был силен и ловок, и, возможно, среди односельчан он и слыл первоклассным бойцом. Но его техника фехтования оставляла желать лучшего, и рядом с Лааном, обучавшимся этому искусству при дворе, он выглядел сущей личинкой.
   Лабастьер не вмешивался в их бой: во-первых, это было бы нечестно, во-вторых, оценив силы соперников, он был спокоен за друга, наконец, в-третьих, он знал точно, что и тот не прольет кровь вздорного сельчанина без особой на это нужды, хотя тот и ведет себя далеко не самым верноподданническим образом.
   Через пару минут точным приемом Лаана шпага Ракши-младшего была выбита из рук последнего и полетела на землю. Сложив крылья, тот рухнул за ней, но Лаан, готовый к этому, опередил его. Еще через миг они оба стояли на земле друг против друга. Правой ногой Лаан наступил на шпагу противника, а острием своей сабли уперся ему в грудь.
   - Вот так-то, - сказал он и опустил саблю. Правилами боевого этикета победа была определена.
   Но, похоже, этому настырному юноше не были знакомы ни этикет, ни страх. Издав обиженный рык, он с голыми руками ринулся на Лаана. Тот, отпрыгнув, снова поднял саблю.
   - Эй, эй! - растерянно выкрикнул он. - Еще шаг, и я тебя прирежу!
   Не дожидаясь кровопролития, Лабастьер упал на плечи Ракши-младшего сверху, зажав его голову между ног. Тот не удержался на ногах, и они покатились по мху.
   Лаан поспешил на помощь, и вскоре он и Лабастьер, навалившись всей тяжестью своих тел и безжалостно смяв крылья поверженного противника, сидели на его спине. Лаан выдернутым из его же шальвар ремешком стягивал пленнику руки.
   - Трусы! Трусы!!! - ревел тот, выгибая шею и отплевываясь. Пару раз он что есть силы дернулся всем телом, пытаясь освободиться. Но не тут-то было. - Двое на одного! Король - трус! - только и оставалось рычать ему.
   Напоминать ему, кто из них первым нарушил правила чести, явно не имело никакого смысла.
   На хутор они въезжали втроем: связанный по рукам и ногам, но не желавший ничего объяснять мятежник лежал поперек спины сороконога, между Лабастьером и Лааном, крепко прикрученный к их седлам. Не переставая костерить его самыми отборными словами, Лаан тщетно пытался очистить грязь со своего изрядно измятого берета.
   Как и большинство простых жителей Безмятежной, хуторяне использовали в качестве домов светло-коричневые и розовые сферические раковины "воздушного коралла". Их в изобилии находят на берегах пресных водоемов, вычищают от съедобной, кстати, мякоти и катят к месту обитания. Размеры раковин и прочность стенок превращают их в отличные жилища. Одна семья использует обычно до десятка таких раковин, плотно подогнав их друг к другу, скрепив флуоном, прорубив отверстия переходов из одной "комнаты" в другую и оборудовав выходы наружу.
   Вот и здесь Лабастьер увидел несколько домов из сложенных пирамидками сфер. Ни на земле, ни в воздухе не было видно ни одной бабочки: уже основательно смеркалось, и жители, по всей видимости, готовились ко сну.
   - Эй! Есть тут кто-нибудь?! - громко выкрикнул Лаан, когда их Умник добрался до небольшой площади, явно - центрального места хутора, и остановился.
   Заскрипели створки дверец, раздались тихие голоса... И вскоре короля, его спутника и их необычную ношу окружили подошедшие и подлетевшие маака и махаоны. Их было десятка два. Большинство из них выглядели доброжелательно, но на некоторых лицах Лабастьер прочел и озабоченность. Он догадался, что причиной ее, скорее всего, служит вид их связанного соплеменника. Не теряя времени, он спрыгнул на землю и обратился к собравшимся:
   - Мир и покой вам, подданные. Я - ваш король, Лабастьер Шестой. Я правлю вами по закону и совести.
   Хуторяне нестройно отозвались на приветствие.
   - Есть ли среди вас кто-то, - продолжал он, - с кем я мог бы поговорить как с главным?
   Вперед выступил пожилой самец-маака, выглядевший как раз не очень-то дружелюбно. На дворянское звание предпоследней Шестой гильдии указывал синий цвет его берета.
   - Я - староста этой деревни, Ракши-старший, - начал он, вопреки традиции не поклонившись. - Мы - мирные жители и рады были бы встретить своего известного добротой и справедливостью правителя со всеми положенными случаю почестями. Но не мы первыми нарушили законы гостеприимства, - одновременно и растерянно, и грозно закончил он, указывая на связанного.
   - Да?! - язвительно вскричал Лаан и хлопнул пленника по спине. - Хороша деревня! Если тебя звать Ракши-старший, значит, это твой сынок разбойничает на лесных тропах?! Хорош староста!
   В этот миг, перепорхнув через толпу, возле Лабастьера оказалась юная светловолосая самка-маака. Лишь коснувшись ногами земли, она тотчас рухнула перед королем на колени и, схватив его ладонь, осыпала ее поцелуями. Лабастьер инстинктивно отдернул руку.
   - Прости его! Прости, наш господин! - взмолилась девушка.
   - Кого из них простить-то, старшего или младшего? - сварливо поинтересовался Лаан, беззастенчиво рассматривая прелестную самку.
   - Встань, - скорее попросил, чем приказал Лабастьер. - Встань и все нам объясни.
   - Ракши - мой возлюбленный, - ответила та, продолжая стоять на коленях. Лабастьер заметил, что при этих ее словах на лице старосты промелькнуло удивление. - Мы поклялись друг другу в верности, несмотря на то, что наши родители ничего об этом не знают. - Ее прекрасные серые глаза были полны слез.
   - А мы-то тут при чем? - спросил Лаан, спрыгнув наземь и подавая девушке руку. - Давай-ка, поднимайся, это тебе все-таки король приказал. Экие вы тут строптивые.
   - И представься, - добавил Лабастьер. - Как тебя звать?
   - Мариэль, - отозвалась та наконец, вставая. - Простите его, - повторила она. - Мы любим друг друга.
   - Вот что, - притворно рассердился Лабастьер, - ты объяснишь нам, в конце концов, с какой стати твой возлюбленный пытался убить своего короля?! Если нет, я немедленно поступлю с ним так, как того требует закон.
   - Он испугался. Он очень боялся, - заговорила та торопливо. - Все знают, что молодому королю пришла пора жениться, и все ждали глашатаев, которые объявят смотрины. Ракши вбил себе в голову, что вы, мой король, выберете именно меня... - Лицо девушки залил румянец.
   - А между прочим, он не так уж глуп, - вполголоса сказал Лабастьеру Лаан. - Может, наше путешествие закончилось?
   - Лентяй, - бросил ему Лабастьер так же тихо. - Мы его еще и не начали.
   А девушка продолжала:
   - Он уже много дней пропадает в чаще, чтобы перехватить глашатаев и заставить их обойти нашу деревню стороной. Я отговаривала его, но он не хотел и слушать...
   Лаан тем временем отвязал пленника от седла, тот мешком рухнул в пыль и завозился, пытаясь подняться.
   - А почему вы скрыли от родителей свою привязанность друг к другу? - спросил Лабастьер.
   - Потому что... Потому... - Мариэль замешкалась. Но тут голос подал Ракши-младший, ухитрившийся подняться на связанных ногах:
   - Потому что ее родители только и ждали объявления королевских смотрин, чтобы отправить ее во дворец.
   - Вот как, - усмехнулся Лабастьер. - А что, в этой деревне не действует закон свободы выбора супруга, объявленный еще моим прадедом Лабастьером Вторым Мудрым?
   - Мы - верные подданные Вашего Величества, - вмешался Ракши-старший, - но сильны и семейные традиции. Хорошая дочь не пойдет против родительской воли.
   - Идти против родителей плохо, а убивать королей - нормально! - возмутился Лаан и, легонько пнув связанного, обратился к нему: - Что же ты, герой, не уговорил ее? Женился бы сначала, а потом бы уж и уладил все как-нибудь...
   Ракши-младший неприязненно блеснул на него глазами:
   - В нашей деревне нет ни одной молодой пары махаон, - процедил он сквозь зубы, а затем, повернувшись к Лабастьеру, пояснил более спокойно: - Ведь не могли же мы преступить закон "семейного квадрата". Отправиться на поиски диагонали и оставить Мариэль тут я не мог. Не мог я и взять ее с собой, она так хрупка, а в пути встречается слишком много опасностей...
   - Мы заметили, - не преминул съязвить Лаан.
   - Я не ожидал, что приедет сам король, я ждал простых глашатаев, - огрызнулся связанный.
   - Что ж, теперь мне все ясно, - кивнул ему Лабастьер и, обернувшись к Мариэль, испытующе вгляделся в ее пепельные глаза. - Скажи мне, а если бы все обернулось именно так, как опасался твой возлюбленный, ты бы согласилась стать моей женой?
   - Воля короля, воля моих родителей - закон для меня, - ответила та дрожащим голосом и вдруг разрыдалась, говоря: - Но люблю я только его!
   - Полно, полно, милая девушка, - успокаивающе коснулся ее плеча Лабастьер. - Кто только внушил тебе эту странную идею, что твой король - тиран и изверг? Мое призвание - делать своих подданных счастливыми, а вовсе не наоборот. - Он перевел взгляд на Лаана: - Развяжи-ка беднягу.
   Пока тот возился с путами, король продолжал, вновь обратившись к самке:
   - Я решил, как помочь вашей беде. Если твой суженый присягнет мне в верности, я возьму вас с собой. Будем искать счастье вместе.
   - О-о! - страдальчески возвел глаза к небесам Лаан, - я так и думал.
   Толпа возбужденно загомонила.
   - Позднее, если все закончится благополучно, вам обоим найдется место при дворе, - продолжал король. - Кто верен в любви, тот верен и в службе. Надеюсь, ни у кого нет возражений моему решению? Где, кстати, твой отец?
   Из круга бабочек выступил пожилой, но крепкий еще махаон:
   - Дент-Вайар, Ваше Величество, - произнес он, склонив голову.
   - А где ее кровный отец?
   - Погиб на охоте.
   - Понятно. Я и сам мужское воспитание получил от махаона... Ну так как, Вайар, устраивает тебя мое решение?
   Мариэль смотрела на своего сводного отца, затаив дыхание.
   - Преклоняюсь перед вашей мудростью, мой король, - ответил тот сдержанно.
   В этот миг, освобожденный от пут, к ногам Лабастьера припал Ракши-младший:
   - Моя жизнь принадлежит тебе, мой король! - воскликнул он. - Клянусь служить тебе верой и правдой!
   - Ты же не хотел, чтобы она отправилась на поиски с тобой, - ехидно напомнил Лаан и передразнил: - "Она так хрупка, а в пути опасности..."
   - Я был один, а теперь нас трое, - огрызнулся тот. - Или на тебя, махаон, в случае чего, нам рассчитывать нечего?
   - Встань, - вмешался Лабастьер. - Официальную церемонию присяги проведем позднее, как это принято у нас, возле Золотого Храма предков. А сейчас... - Он обвел взглядом присутствующих. Было уже совсем темно, но ночное зрение позволяло ему видеть восторженные выражения их лиц. - Сейчас нам пора отдохнуть.
   - Кстати, может быть, кто-нибудь, в конце концов, покормит нашего сороконога? - желчно спросил Лаан. Морда Умника выражала полное согласие с этими словами.
   Сельчане радостно загалдели.
   - Мой дом принадлежит вам, - оттаял, наконец, и Ракши-старший. - Простите, что встреча была недостаточно радушной. Зато теперь... Надеюсь, вы не поспешите покинуть наши места с рассветом? Мой сын помолвлен и приближен ко двору... Завтра - пир для всех моих соплеменников, и я прошу вас оказать мне честь своим присутствием.
   - Нормально, - сказал Лаан. - Нам спешить некуда.

   Ветви, ствол паук постылый
   Душной сетью оплетал.
   Ветер сжалился, подул и
   Паутину оборвал.
   Только дерево вздохнуло,
   Ветер дерево сломал.
   "Книга стабильности" махаон, т. XI, песнь III; дворцовая библиотека короля Безмятежной (доступ ограничен).
   "Пир" для жителей Безмятежной - событие нечастое. Собраться за угощением означает как бы вернуться в детство, отрешиться от насущных забот и проблем. Ведь оседлый образ жизни не способствует энергетическим затратам, и еда для взрослых бабочек - скорее забава, чем необходимость. В то время как маленькие гусенички, набирая вес, прожорливы невероятно.
   Хорошенько выспавшись и побродив по окрестностям хутора в сопровождении Ракши-младшего, которому после многодневного поджидания королевских глашатаев была знакома тут каждая веточка, Лаан и Лабастьер вернулись в селение к назначенному сроку.
   Голову Ракши-младшего теперь тоже украшал синий берет. Надо отметить, что Ракши, безоговорочно приняв власть и покровительство молодого короля, на его друга-махаона продолжал поглядывать с нескрываемой неприязнью, и время от времени между ними возникали легкие перебранки. Однако до ссоры дело не доходило: Лабастьер пресекал ее развитие, осаживая то одного, то другого забияку.
   На небольшом участке деревенской площади был сооружен загончик из плетеных травянистых щитов. Другой ее участок был устлан шкурками, рогожками растительного происхождения и кусками материи, тканной из флуона. Прямо на них стояли посудины из раковин, обожженной глины, ореховых и яичных скорлупок, наполненные самыми разнообразными яствами: продолговатыми зелеными ягодами жгучей урмеллы, сладковатая горечь которой только разжигает аппетит, печеными плодами чайги, кусками сладкого мяса волосатого озерного угря и мякотью воздушного коралла.
   Еще большее количество снеди было просто кучами насыпано в загончике, и Лабастьер догадался, что это - место для гусениц-детенышей.
   Всей этой нехитрой сервировкой занималось несколько самцов и самок. При виде вернувшихся с прогулки гостей одна из самок-махаон поспешно ударила костяным пестиком в туго натянутую кожу бонга, и к месту торжества стали слетаться остальные сельчане.
   Если взрослые бабочки вели себя чинно и сдержанно, устраиваясь поудобнее возле посудин, то дюжина гусениц маака и махаон, которых привели сюда их мамаши, с верещанием и хохотом накинулись на приготовленное им лакомство.
   - Наша пища проста, - начал речь староста, поднявшись и обращаясь к королю, - и, наверное, недостаточно изысканна. Но пусть приправой к ней служат наши верность, любовь и вера в монаршую справедливость. Вот и все, что хотел сказать я, - садясь на место, закончил он и поощрительно кивнул устроившемуся рядом махаону, отцу Мариэль, Дент-Вайару. Приняв эстафету, тот встал:
   - Все сказано как нельзя лучше, - сказал он. - А трапезу, я думаю, следует начать с доброго глотка "напитка бескрылых".
   Жены того и другого как раз в этот момент принесли тугие бурдюки и разливали напиток в глиняные чаши. Дент-Вайар протянул сосуд королю.
   - Мне показалось, - сказал тот, обращаясь к подданным, - что ваш староста как будто бы оправдывается за простоту оказанного нам приема. С одной стороны, это говорит о его скромности и радушии. С другой же, я хочу напомнить, что простота - это как раз то, что завещал нам мой прадед Лабастьер Мудрый. "Глуп тот, кто не видит в простоте изысканности, а в доброте - главного сокровища жизни". Я сам читал эти слова, начертанные его рукой в старинном свитке. Ароматы вашей еды дразнят свежестью, а лица ваши светлы.
   Отхлебнув глоток напитка и отметив, что качество и вкус его отменны, он под одобрительный гул собравшихся передал чашу по кругу. И завязалась неторопливая беседа. Оказалось, у сельчан есть множество вопросов, ответы на которые может дать им только их король.