КОРОЛЕВА ПОЛТЕРГЕЙСТА.

   Невольно она принялась сравнивать Лизу с собой. Фигура у той была, конечно, более женственна: бедра шире, а талия - тоньше. Ноги - длинные, ровные и красивые. Но ногами могла похвастаться и Маша. Грудь хоть и не вздымалась так бойко, как у Маши, зато сохраняла правильные сферические формы, была больше и приковывала взгляд крупными темными сосками.
   Закончив занятия и приняв душ, Лиза вновь накинула кимоно, присела возле огромного зеркала и принялась за макияж. "Вот и еще одно ее преимущество, - подумала Маша, инстинктивно пытаясь запомнить названия всех этих ослепительно красивых коробочек и флакончиков, - никогда я не научусь пользоваться косметикой так, как она... Да, но у меня есть то, что перевешивает все ее достоинства - молодость, - успокоила она себя и тут же укорила: что за натура, почему это в любой женщине нужно обязательно видеть соперницу? Нам ведь с ней делить нечего".
   Один из париков, покоящихся на болванках вдоль края зеркала, черный и густой, с короткой стрижкой, что-то напомнил Маше, но она не успела собраться с мыслями, потому что часы пробили шесть и тут же раздался звонок в дверь. "Кто это у нас такой пунктуальный? - подумала Маша с неприязнью. - Хорошо, если это ее фотограф. А если не он? Лучше спрятаться заранее". И она юркнула под обширную кровать четы Деевых, где в свое время ей пришлось коротать пару, надо заметить, абсолютно спокойных ночей.
   - О, какие цветы! Ты, как всегда, на высоте, милый, - услышала она приближающийся голос Лизы.
   Вот скрипнула дверь спальни. Они уже здесь, догадалась Маша, и тут сердце ее заколотилось так бешено, что она схватилась за грудь, словно не давая ему вырваться наружу. Потому что Лизе в ответ прозвучал голос... Голос АТОСА (!!!):
   - Весь Питер объехал, чтобы найти самый лучший букет.
   - Очень, очень мило с твоей стороны. Ну, что ты встал как истукан? Раздевайся.
   И Маша увидела, как на пол к их ногам упало сначала кимоно, а затем - одежда Атоса. (Час назад она видела, как он надевал все это!) Она, чтобы не закричать от отчаяния и стыда, что есть силы впилась зубами себе в руку.
   - Что-то нечастым гостем стал ты у меня, - продолжала Лиза нежно и в то же время недобро, - ты бы и сегодня не появился, если бы я не позвонила. Так?
   - За два месяца мы сделали миллион баксов. Думаешь, у меня есть свободное время?..
   - Не трепыхайся, Киса, - перебила его Лиза, - я все прекрасно понимаю. Как наша Маруся?
   - Она все делает, как надо.
   - И в постели?
   - Мне обязательно ЭТО нужно обсуждать С ТОБОЙ? В конце концов, Шахиня, не я все это придумал.
   - Куда уж тебе, Киса. Точно, это Я придумала. Только ты должен был влюбить в себя девчонку, а не наоборот. Вот что ты лежишь, как деревянный? Люби меня. Делай хоть что-нибудь. Делай! - угрожающе повторила она.
   И он принялся ДЕЛАТЬ. Да так, что кровать чуть не прыгала по комнате. Лиза то блаженно стонала, то кричала во весь голос, а Маша, забившись в угол, тряслась от сдерживаемых рыданий и до крови кусала руки. Ей казалось, она сходит с ума. В то же время в единое четкое знание ПРАВДЫ соединилось в ее сознании множество фактов и неясностей: и почему Атос не давал ей следить за Лизой, и кто подходил к нему в ресторане (парик!), и кто заглядывал в ванную во время ее приступа дурноты...
   Наконец они затихли, и Маша услышала томный Лизин голос:
   - Вот это ты умеешь, Киса. Тут ты Бог.
   - Паршиво у меня на душе...
   - Видно, ты и вправду влюбился в эту дурочку.
   - Она совсем не дурочка.
   - Нужно быть полной идиоткой, чтобы поверить в эту нашу сказочку про благотворительность. Киса - Робин Гуд!.. Умора!
   - Она просто добрая. Вот и верит в чужую доброту... Я ведь ее немного знал раньше.
   - И еще большей идиоткой нужно быть, чтобы поверить, что ты, двадцатилетний сопляк - главарь банды.
   - Она меня любит.
   - Да, тут ты хорошо поработал. Но вот обратная картина мне вовсе не нравится. Только не думай, что я ревную. Если ты не будешь к ней равнодушен, тебе потом будет сложно убрать ее.
   - Разве это обязательно?
   - А тебе сильно хочется иметь врага-невидимку? Ты, наверное, плохо представляешь, на что способна обманутая женщина. Даже обыкновенная.
   - Шахиня, давай отпустим ее с Богом. Сейчас. Ну, я прошу.
   - Сейчас?! Кисонька, кто же отпускает курочку, которая только-только начала нести золотые яички?! Разве вы банки грабили? Выбрали КАССЫ в банках, а это не одно и то же. Вот когда наша Маруся доберется до настоящих денег, тогда я, может, успокоюсь. И тогда-то ты и уберешь ее. Понял?
   - Да. Слушай, Шахиня, а я-то тебе зачем?
   - А мне нравятся вот такие крепенькие мальчики. Как грибки. Груздочки. На базаре такими бабульки торгуют. Кстати, бабки-то где?
   - В машине.
   - Ох, кретин. Быстро сюда их!
   Атос спрыгнул на пол и стал торопливо натягивать одежду. Маша чувствовала, как ее отчаяние превращается в ярость. Атос оделся и вышел из спальни. В тот же миг Маша выкатилась из-под кровати, догнала его у входной двери и позвала тихо:
   - Ки-са! - впервые она назвала его так.
   Он замер, медленно обернулся, и краска отхлынула от его щек. Она стояла перед ним растрепанная, с красными от слез глазами.
   - Больше ты не Атос. Ты Киса.
   - Я тебе все... - начал он хрипло, но осекся. - Я...
   - С кем ты там?! - крикнула из спальни Лиза, но ответа не дождалась.
   - Не надо. Не надо ничего объяснять, - зловеще произнесла Маша, отступая на шаг. - Я теперь все понимаю. И я тоже теперь не Маруся. И не Маша, и не Мери. Я теперь - МАРИЯ. Мария - Королева полтергейста! - И она, глядя в его глаза, лишь часть энергии направила в привычное русло. Боль тупо ударила ей в надбровные дуги, и глаза Леши Кислицина расширились от ужаса.
   Первое, что она сделала, - выдернула из замочной скважины массивный ключ и сунула его в карман. С криком "Она здесь!" Киса влетел обратно в спальню.
   - Кто? - встрепенулась Лиза и тут же все поняла, увидев, как ее симпатичный, небольшой, овальной формы аквариум с одной золотой рыбкой поднялся в воздух и стремительно помчался в ее сторону. Лиза успела отклониться, и он, ударившись о стену, разлетелся вдребезги. Рыбка в агонии забилась на простынях. Теперь в воздух взмыл видик и полетел в голову Кисы. Но и тот сумел увернуться, и японский аппарат въехал в большое сияющее зеркало, осыпавшееся на ковер грудой алмазных осколков.
   И тут же из вазы выпорхнул букет - те самые розы, которые сегодня Атос дарил сидящей в его автомобиле Маше. Описав в воздухе сложную фигуру, букет подлетел к Кисе и принялся размеренно и смачно хлестать его по физиономии. А он, морщась и вытянув перед собой руки, ловил воздух возле букета. В этот момент, получив небольшую передышку, Лиза соскользнула с кровати на пол - прямо на стекла босыми ступнями - подскочила к мебельной стенке, сунула куда-то руку и выдернула ее уже с маленьким пистолетом. (Муж и жена - одна сатана.) "Трах! Трах! - оглушительно прогремели выстрелы в сторону дерущегося букета, и буквально перед носом у Маши просвистели пули.
   Она бросила цветы и моментально оценила обстановку. Лиза будет обстреливать пространство вокруг любого самопроизвольно движущегося предмета и рано или поздно в нее попадет. Можно, конечно, затаиться, а потом неожиданно всадить ей в горло острый предмет, но до такой степени озлобления она пока не дошла.
   Газ! Она выдернула баллончик и, сунув его в лицо Лизе, нажала на клавишу. Но тот лишь коротко пшикнул и умолк. Пусто! Что-то она не рассчитала. А Лиза уже палила перед собой. Маша бросила баллончик и на цыпочках побежала к входной двери. Словно угадав ее намерения, Шахиня крикнула:
   - Киса, дверь! Не выпускай ее!
   Тот метнулся в коридор, но было поздно: дверь уже отворялась.
   - Ложись! - крикнула Лиза Кисе, который теперь загораживал от нее дверной проем. И когда тот упал на пол, сделала несколько выстрелов в открытую дверь. Но по Лизиной команде упала и Маша, и пули просвистели у нее над головой. Она кубарем скатилась по лестнице, вылетела из подъезда, прыгнула в машину Кисы (благо, он давно подарил ей дубликаты ключей) и, со скрежетом вырулив со двора, помчалась прочь от этого места, где впервые в жизни она узнала цену предательству и унижению.
   Слезы застилали ей глаза, и она почти не видела дороги. Однако, не замедляя скорости на поворотах и останавливаясь далеко не на каждом светофоре, нарушив, наверное, все известные правила движения, чудом никого не сбив и не подхватив гаишного "хвоста", она оказалась на какой-то окраине и, не вписавшись в поворот, вылетела на обочину. Промчавшись метров пятнадцать от дороги по пустырю, она, наконец, остановилась и хорошенько проплакалась.
   Мало-помалу омывавшее ее грудь горячими волнами отчаяние затвердело и превратилось в жесткую корку, намертво сковавшую сердце. Она еще не осознала перемены в себе. Но глаза ее высохли. И она трезво прикинула в уме: оставаться тут, в этой машине, опасно. Возвращаться домой - тем более. "Деньги лишними не бывают", - вспомнила она фразу, оброненную как-то Атосом и повторенную в тот же день отцом.
   Она вышла из машины, открыла багажник, а за ним, набрав код, бронированную крышку встроенного сейфа и с трудом извлекла оттуда точно такой же чемодан, какой Копченый заносил в ресторан. Она открыла его. Здесь на кейсы места не тратилось: все было плотно забито пачками стодолларовых бумажек. Она сунула одну пачку в карман, закрыла чемодан и, с трудом волоча его, двинулась в сторону магистрали.
   Сигналя рукой проезжающим машинам, она стояла на обочине и сосредоточенно обдумывала все то, что с нею произошло. Вдруг в рюкзачке дал о себе знать сотовый, включенный на режим вибрации. Вынув его, Маша размахнулась было, но, передумав, просто отключила и сунула обратно. Вскоре ее - потрепанную, но симпатичную девочку с огромным чемоданом - подобрал веселый конопатый дядька на белом "Москвиче".
   - Из дома, что ли, сбежала? - поинтересовался он.
   - Да, - буркнула она и надолго замолчала.
   Конопатый мужик что-то не переставая болтал, а она, сидя на заднем сиденье и держась за ручку чемодана, все думала и думала. И становилась все мрачнее. И кулаки ее сжались сами собой.
   - Уничтожу! - неожиданно сказала она вслух.
   - Что? - переспросил дядька.- Ничего, - огрызнулась она и, сунув ему хрустящую бумажку, скомандовала: - К гостинице "Центральная".
   - А поселят? - усомнился дядька, с удовольствием засовывая баксы в карман. Но симпатичная мрачноватая девочка не удостоила его ответом.

   - Кажется, мы сможем немного отдохнуть, - усмехнулась Лиза, поднося к губам бокал шерри, и впервые за последнее время голос ее был не железно-повелительным, а, как раньше, по-кошачьи мягким.
   Они сидели в плетеных креслах на открытой веранде ялтинского ресторанчика "Лидия", и кремовые лучи из-под шелкового абажура настольной лампы выхватывали их лица из полутьмы.
   Атос-Киса не пожелал принять эту перемену в тоне госпожи как дар. Оставаясь, как и все это время, почтительным рабом, он ответил с интонацией нейтральной:
   - Ничто не мешало нам отдохнуть и раньше.
   То, что дар ее отвергнут, Шахиню слегка задело, и она заметила со злой иронией:
   - Кто это у нас стал такой смелый? Неужели наш Киса? Тот самый Киса, который с выпученными от страха глазами метался по Питеру и готов был голым в Африку бежать, лишь бы не встретиться со своей мстительной девкой?..
   - Я и не говорю, что не боюсь. Наоборот, я и сейчас боюсь. Если бы она захотела, она бы давно разделалась с нами. И когда мы брали контору, и когда выбирались из Питера, да когда угодно. А она нигде не мешала нам. Так почему ты именно сейчас почувствовала себя в безопасности?
   - Почувствовала, и все. Слишком долго ничего не происходит. Она оставила нас в покое. А раньше мне все время казалось, что она стоит у меня за спиной.
   - А мне и сейчас так кажется.
   - Нервы, Киса, нервы. И нечистая совесть. Ты ведь сам сказал: если бы она захотела, она бы уже давно нас достала.
   С минуту они сидели в тишине, и вдруг Атос поднял припухшие от бессонницы глаза и, устремив их в пустоту над головой Лизы, медленно и отчетливо произнес:
   - Мария, если ты здесь, дай знать о себе. Казни или милуй, только не молчи, не мучай неизвестностью. Сделай что-нибудь. Пожалуйста.
   Вновь напряженная тишина. И губ Шахини уже коснулась было презрительно-торжествующая улыбка, когда раздался легкий щелчок и воцарилась тьма.
   Шахиня нащупала кнопку выключателя, и лампа вспыхнула снова. Но тут же кнопка плавно утопилась в подставку, и свет погас опять.
   - Официант! - чужим, сиплым голосом крикнула Лиза. - Эй!
   Официант подошел.
   - Что это у вас со светом?
   - Одну минуту. - Он нажал на выключатель, и лампа осветила искаженное ужасом лицо Лизы.
   Но вот кнопка поползла вниз, щелчок, и снова сидящих окутала темнота.
   - Прошу прощения, - вскинул брови официант, - по-видимому, лампа неисправна. Перейдете за другой стол?
   - Нет, - ответил Атос. - Мы как раз собирались посидеть без света. - И в голосе его слышались одновременно и обреченность, и торжество.
   - Подожди, - остановила Лиза собравшегося уйти официанта. - Ты видел сегодня девчонку в старых джинсах и свитере?
   - Которая с вами пришла?
   - С нами?.. Ах да. С нами. И где она сейчас?
   - Не знаю. Вам виднее. А в чем дело?
   - Да ни в чем. Гуляй.
   Шахиня повернулась к Атосу:
   - Почему же она ничего не сделала раньше?
   - Не хотела, - усмехнулся Атос.
   - А ты-то чему радуешься? Ведь ей нас убить - раз плюнуть. Эй ты! - зло крикнула она в темноту ялтинской ночи. - Чего тебе надо? Кису? - и продолжала уже спокойно: - Так забирай его. Я тебе его дарю. Добра-то...
   Маша молча сидела на перилах веранды, и слезы катились по ее щекам. Если бы она знала сама, чего она хочет. Если бы знала!
   - И Кису тебе не надо, - улыбнулась криво Шахиня. - Правильно. На кой он тебе? Трусливый, жадный, подлый. Он меня вот ненавидит, а спит со мной, потому что боится. Тебя он любил и предал... Это мне он нужен, потому что я такая же. А тебе он ни к чему.
   - Прекрати, Лиза, - тихо сказал Атос, а затем повторил, но уже громче и с угрозой в голосе: - Прекрати. Или я тебя убью.
   Маша перемахнула через перила - прямо на газон, шагнула к краю дороги и, утерев щеки ладонью, стала ловить такси.
   - Не убьешь, Кисонька, струсишь, - уверенно парировала Шахиня. - Потому что ты слизняк. Во всем. Кроме постели. Надо отдать тебе должное.
   Атос схватил со столика нож и замахнулся.
   - Ну, давай, давай, ударь! Покажи ей, что ты еще умеешь.
   Атос разжал ладонь. Нож выпал. Атос встал и, рванув в сердцах за край, опрокинул стол. И решительно направился к выходу.
   Сидящие на веранде и даже в зале тянули шеи, чтобы разглядеть, откуда этот грохот и звон бьющейся посуды. Он стоял и в ушах Атоса. Но еще звонче - несущийся вдогонку победный смех Шахини.
   Маша всего этого не видела и не слышала. Она уже ехала в сторону своего очередного временного жилища (сколько она их сменила!) и пыталась сосредоточиться, чтобы объяснить хотя бы себе самой, зачем она преследует Лизу и Атоса, чего ей от них надо.
   Сначала, еще в Питере, наблюдая их поспешное бегство, во время которого они не забыли-таки прихватить с собой не только деевские сбережения, но и содержимое сейфа Кисиной банды, она была уверена, что собирается расправиться с ними и просто ждет момента поудачнее. Моменты случались, а она почему-то медлила. И ей стало казаться, что их смерти не дадут ей искомого удовлетворения, а получит она его, лишь превратив в ад их жизни, изредка обнаруживая свое присутствие, постоянно подтверждая свой неусыпный над ними контроль и время от времени совершая поступки, которые приводили бы их в отчаяние. Но вскоре она поняла, что и это почему-то ей неинтересно. И она наблюдала.
   Наблюдала их странный союз ненавидящих друг друга людей. Наблюдала их мрачное веселье в кабаках. Наблюдала их брезгливую любовь в постелях гостиничных номеров (ей просто некуда было деться). Наблюдала.
   ... Перед сном она впервые за много дней открыла "Трех мушкетеров", книгу, которую, словно талисман, всюду таскала с собой. Но, наткнувшись на имя "Атос", захлопнула ее и, протянув руку к торшеру, выключила свет.
   - Эй, милая, а кто за все это платить будет? - спросил пожилой краснолицый мужчина в черном костюме и белоснежной рубашке, указывая рукой на перевернутый стол. - Вашего кавалера мы остановить не успели.
   Лиза не была бы Шахиней, если бы не умела извлечь выгоду из самой невыгодной ситуации.
   - А он тут и ни при чем, - заявила она, - это девчонка какая-то сделала. Нечего в кабак кого попало пускать.
   - Она врет, шеф, - вмешался стоящий рядом с краснолицым рослый смуглый парень. - Девчонка пришла с ними. Я сам видел. Только она почему-то не с ними сидела, а вот тут - на перилах. А потом спрыгнула и к Червонцу в тачку села. А стол парень уже после того перевернул.
   На что-то подобное Лиза и надеялась. У нее загорелись глаза:
   - Стоп, стоп. Сколько я вам должна, за все? - обратилась она к пожилому, а парню бросила: - А ты не уходи, дело есть. - И снова повернулась к краснолицему: - Ну?!
   Тот, нимало не смутившись, назвал баснословную сумму, словно не столик был перевернут, а обвалилась к чертовой матери вся веранда. Но Лиза не спорила, а тут же сунула ему деньги - раза в два больше, чем он требовал, сопроводив этот жест фразой сквозь зубы: "Исчезни, чтобы духу твоего здесь не было". Что тот с удовольствием и сделал.
   Столик был водворен на место, она и рослый парень сели друг против друга, и между ними завязался разговор.
   - Значит, ты знаешь таксиста, с которым уехала девчонка?
   - Может, сперва познакомимся? - парень с удовольствием ощупывал ее взглядом.
   - Познакомимся, - она перехватила его взгляд. - И очень даже близко. Только не сейчас. Ты можешь быстро найти этого таксиста?
   - Это будет дорого стоить.
   - Узнаешь у него, куда он увез девчонку, и найдешь ее. За это - штука баксов. Пятьсот - сейчас, пятьсот - когда сделаешь. Согласен?
   - По рукам, - ухмыльнулся тот. - Но плюс к тому - близко познакомиться.
   - Вот мой телефон, - говорила она, рисуя цифры на клочке бумаги, - так зовут девчонку, - продолжала она писать, - приезжая. Возможно, остановилась в гостинице, может быть, даже под своим именем. А вот деньги, - она полезла в сумочку. - Сделаешь - звони, получишь остальное. Только быстрее.
   - Я позвоню через час, - он поднялся и шагнул в сторону выхода. Но Лиза остановила его. Будучи хорошей физиогномисткой, она успела в момент передачи денег разглядеть алчный блеск в его глазах.
   Он остановился:
   - Ну, что еще?
   - Получишь столько же, если найдешь человека, который девчонку УБЕРЕТ.
   Он замешкался, потом сел обратно в кресло, и они обменялись долгими испытывающими взглядами.
   - Ладно, - сказал он. - Сколько ты платишь? Если подойдет, я и сам возьмусь.
   Лиза не склонна была торговаться и решила бить наверняка.
   - Сто тысяч зеленых.
   - Мы будем работать вдвоем. Выходит - двести.
   "Двести тысяч долларов за сопливую девчонку!" - возмутилась Лиза в душе, но ковать железо следовало, пока горячо.
   - Интересная у тебя арифметика, - покачала она головой, - а если вчетвером, то четыреста? Но я согласна.
   - Жди звонка до утра.
   - Но учти, делать все нужно неожиданно. Никакой борьбы, никаких похищений. Девчонка не простая.
   - Ну-ка не темни. Чего в ней такого особенного?
   - Вот этого я тебе говорить не буду. - Лиза опасалась, что, узнав о способности Маши становиться невидимой, наемники могут понять выгоду такого союзника и вступить с ней в сговор. - За двести тысяч я могу позволить себе такой каприз? А предупреждаю - для вашей же безопасности: делать все надо быстро и неожиданно, иначе ничего не выйдет и бабок тебе не видать. Если сделаете все так, как я сказала, получите их практически задаром. Если же замешкаетесь, нехорошей смертью можете умереть... И еще. - Страх притупился и окончательно уступил место холодному расчету. - Я должна иметь возможность сразу после этого осмотреть место, где она остановилась.
   - Деньги?
   - Какие у девчонки могут быть деньги?! - испугалась Лиза. - Сам посуди. Кое-какие бумаги. Нашей семьи касаются. Мы сестры.
   - А я вот у мамочки один...
   - Нечего зубы скалить. Поспеши-ка лучше.
   - А зачем торопиться? Червонец ходит строго от кабака, маршрут у него такой. Так что мне нужно просто сидеть тут и ждать. С ним, кстати, и работать будем.
   - Может, мне сразу с вами поехать? Хотя нет, кто знает, сколько вы ее искать будете, сколько дело делать... Ладно, сиди тут, жди своего Червонца. А я пошла спать. Найдете, позвонишь, скажешь куда, я сразу подъеду (в первый же день в Ялте они с Кисой купили для прогулок потрепанный "BMW"). Ясно?
   - Жди звонка.
   - У тебя паспорт с собой?
   - Да. А это еще зачем?
   - Дай-ка его мне - на всякий случай. Он поколебался, но, решив, что ничего рискованного в этом нет, достал паспорт из внутреннего кармана кожаного пиджака и подал его Лизе.
   - Ну, все. - Она заглянула в паспорт. - Успехов тебе, Станислав Константинович Белый.
   - Можно просто - Стас.
   - Очень мило. Спокойной ночи, Стасик, - Лиза поднялась и, покачивая уникальными бедрами, двинулась к выходу.

   - Да с какой стати ты собрался сразу звонить этой бабе?! - Червонец говорил тихо, но презрению и возмущению в его голосе не было границ.
   Он и Стас стояли в фойе жилого корпуса пансионата "Жемчужная лагуна", слегка шокированные тем, что девчонка действительно записана под своим именем.
   - Я же объяснял: она приезжает, мы делаем свое дело, зовем ее, получаем бабки и исчезаем...
   - Белый, я дело говорю. Сначала девчонку потрясти надо. Может, и без мокрого обойдемся, а получим еще больше. Гадом буду, у нее или деньги, или золото. А то с какой бы стати нам за нее по стольнику отваливали?
   - Там какие-то семейные веревки.
   - А ты и поверил?
   - С девчонкой что-то не то, я же говорил, все нужно делать очень быстро, иначе - облом.
   - Это кто тебе сказал?
   Стас убедился, что все его доводы выглядят несерьезно и решил дискуссию прекратить в приказном порядке:
   - Вот что, Червонец. Если ты мокрухи испугался, вали отсюда.
   Но и тот, почуяв, что разговорами ничего не добиться, сменил тактику:
   - Да ладно ты, Белый, не заводись. Мое дело - предложить, твое - не согласиться. Хозяин-барин...
   - Тогда я звоню, - Стас двинулся было к телефону администратора, но Червонец схватил его за рукав и зашептал на ухо:
   - Погодь, Белый, мы тут и так засветились, иди на улицу из автомата позвони.
   Не заметив подвоха, Стас кивнул и пошел к выходу. Но только дверь за ним закрылась, Червонец дернулся к лифту.
   Седьмой этаж. Четные номера - по одной стороне, нечетные - по другой. Вот она: комната № 706. Червонец осторожно повернул ручку и надавил. Чем черт не шутит: записалась же она под своим именем, могла и дверь не запереть. Ан нет. Заперто. По ковровой дорожке, делающей шаги бесшумными, он добежал до стола дежурной по этажу.
   За столом в мягком кресле спала женщина лет сорока пяти. Червонец осторожно вытянул верхний ящик. В пластине с пронумерованными отверстиями ключа от семьсот шестой не было. Значит, девчонка на месте. Он метнулся к открытому окну и выглянул. До балкона ее номера - рукой подать: третья дверь по коридору, третья дверь балкона. Но добраться невозможно. Стоп! Балконы длинные - общие для двух комнат, только перегородками разделены. Значит, на балкон семьсот шестой можно перелезть из семьсот восьмой. А от нее - ключ на месте! Он быстро вернулся к столу дежурной, осторожно вытянул ключ из отверстия и побежал по коридору.
   Входя в комнату, он оглянулся. И увидел: из проема лифта вылетел Стас! Червонец захлопнул дверь, повернул ключ и бросился к балкону.
   ... Положив трубку сотового, Лиза толкнула Кису в бок:
   - Вставай, милый, хватит отдыхать, пора и поработать.
   - Как тебе не надоест? Твоя бы воля, ты бы из постели не вылазила.
   - Вставай, вставай.
   - Отстань.
   - Совсем я тебя, Киса, разбаловала. То, что нормальный мужчина называет отдыхом, для тебя - великий труд. А этим словом, между прочим, иногда называют и что-нибудь другое. Сегодня, например, тебе предстоит покрутить баранку.
   Он сел на кровати.
   - Куда едем?
   - Подкатим к одной гостинице, точнее - к пансионату. Постоишь, подождешь меня и - назад.
   - А почему ночью? И почему ты не объясняешь мне суть дела? Это как-то связано... Связано С НЕЙ?
   - Много будешь знать, Кисонька, скоро состаришься. Вставай быстрее да поменьше рассуждай.
   ... Стас, заметив Червонца, бросился к нему, но дверь захлопнулась перед носом. Червонец, цепляясь за перила, перелез через перегородку и, оказавшись на балконе семьсот шестого номера, вошел в открытую дверь.
   Разметавшись в духоте южной ночи, сбросив одеяло, худенькая девочка в просторной полосатой пижаме лежала на постели, выхваченная из тьмы мягким светом луны.
   Червонец, поглядывая в ее сторону, принялся методично обыскивать комнату: в столе - пусто, под кроватью - ничего, в рюкзачке - обычная женская мелочь, несколько пачек сторублевок (Червонец растолкал их по своим карманам), сотовый... В шкафу... Дверь платяного шкафа скрипнула, и Маша, проснувшись, увидела спину незнакомого человека, копающегося в ящиках.
   В этот миг за дверью раздался очень тихий стук. Червонец кинулся к двери и так же тихо спросил:
   - Белый?
   Из-за двери ответили еще тише:
   - Да. Открой, Червонец.
   - Сначала обыщу комнату, потом, если не найду ничего, потрясу девчонку. А уж потом - делай что хочешь. А пока стой под дверью и жди.
   - Она спит?
   - Да, - ответил Червонец, но тут в комнате вспыхнул свет, он обернулся и увидел, что девочка сидит на постели и во все глаза его рассматривает. Он приложил палец к губам. Она кивнула и, дотянувшись до стула с одеждой, принялась натягивать ее прямо поверх пижамы. Червонец усмехнулся про себя: "Никто тебя насиловать не собирается". Тут из-за двери снова раздался тихий голос Стаса:
   - Червонец, убей ее. Убей, пока не проснулась. Увидишь, твоя затея плохо кончится. Убей ее сразу, как договаривались...
   - Стой и молчи! - рявкнул Червонец во весь голос. И, обернувшись к девчонке, сказал:
   - Слышала? Нам хорошо заплатят, если мы тебя грохнем. Но я решил, что и пальцем тебя не трону, если ты сама мне все отдашь.
   - Что? - Маша сунула ступни в кроссовки. Напрасно Червонец думал, что она одевается из страха. Напротив, она почти не испугалась, а холодно прикинула: если придется становиться для этого типа невидимой, есть смысл сначала одеться в стандартную "униформу". - Что я должна отдать? - повторила она, натягивая латанный-перелатанный свитер.
   - Не знаю. Но так просто людей не убивают. Или деньги, или драгоценности. Лучше отдай сама. Ведь если я ничего не найду, я точно убью тебя, должен же я хоть что-то на тебе заработать.
   При всем желании Маша не могла бы отдать ему деньги, чемодан с ними она втиснула в ячейку аэропортовской автоматической камеры хранения. Но и желания такого у нее появиться не могло: она уже оценила обстановку и поняла, что без особого труда сумеет избежать неприятностей.
   "Значит, эти люди наняты кем-то, чтобы убить меня. Кем? Конечно, Шахиней. И Атосом? Нет, не может быть, он здесь ни при чем".
   Червонец приблизился к ней:
   - Ну что, будем говорить, или дяденька сделает тебе больно?..
   Он протянул руку, намереваясь сдавить ей горло, но она отпрянула - ровно на столько, чтобы шершавые клещи его пальцев не достали ее. И исчезла.
   Червонец тряхнул головой и уставился на то место, где она, держа в руках рюкзак и поджав колени к подбородку, сидела только что. Но увидел лишь, как неестественно, сама собой шевелится постель: образуются и распрямляются вмятины. Затем он увидел, как открылась балконная дверь... И на удивление быстро сообразил, в чем приблизительно дело.
   - Белый! - закричал он взволнованно, подскочив к двери комнаты.
   - Что там у тебя?!
   - Встречай ее возле семьсот восьмой. Она умеет становиться невидимой. Убей ее сразу, пока видишь!
   А сам бросился к двери балкона и запер ее изнутри, чтобы невидимка не могла вернуться.
   Маша не слышала их короткого разговора. Потому, пройдя через соседнюю комнату (рюкзак она одела за спину, чтобы руки при лазанье по балкону были свободны), она совершенно безбоязненно повернула ключ и шагнула в коридор...
   Стас прятался за дверью номера. Нож, направленный девушке между лопаток, вонзился в покоящихся в рюкзаке "Трех мушкетеров" и, пробив лишь обложку и несколько десятков страниц, даже не оцарапал ее. Но она испугалась и закричала. Белый, чертыхнувшись, выдернул нож и замахнулся для нового, на этот раз убийственного удара... И вдруг обнаружил, что наносить его некому.
   Он замешкался лишь на миг, в голове его мелькнули слова Червонца - "она умеет становиться невидимой", и он изо всех сил ударил ножом в то место, где девчонка была только что. Свободно пройдя через пустоту, лезвие намертво застряло в косяке двери.
   А Маша, добежав до площадки, влетела в лифт, который, на счастье, после Белого так и остался на седьмом этаже. Она нажала кнопку, и лишь тут ужас обуял ее. Она пыталась унять нервную дрожь, но тело не слушалось, и зубы стучали сами собой. Сбросив рюкзак, она вынула из него порезанную книгу и сначала поцеловала ее, а потом, листая испорченные страницы, заплакала и засмеялась одновременно. Ее спасли "Три мушкетера". И Атос - среди них.
   В фойе она чуть нос к носу не столкнулась с Шахиней. И, не задумываясь, набросилась на нее. С наслаждением и остервенением принялась она рвать на Лизе одежду. Та попыталась увернуться, но нет, наверное, занятия менее благодарного, чем игра в кошки-мышки с невидимкой.
   Великолепное вечернее платье Шахини было изодрано в клочья, и к тому моменту, когда в фойе вбежал вызванный дежурным администратором милиционер, она, лохматая, с исцарапанными плечами и лицом, рыча от бессильной ярости, дикой кошкой металась от стены к стене.
   А Маша, выйдя на улицу, увидела стоящие перед входом "BMW". За рулем - Атос! "Он! Все-таки он!" - мысль эта занозой вонзилась ей в сердце. Но она заставила себя не чувствовать боли и двинулась к машине.
   Она не знала, что собирается делать, но тут на глаза ей попались прислоненные к оградке газона возле урны орудия дворника - метла и железный совок с длинной рукоятью. Она схватила совок и, поравнявшись с машиной, ударила им по стеклу задней дверцы. Стекло вылетело со звоном. Она ударила еще раз и выбила стекло передней дверцы.
   - Маша, постой, Маша! - закричал Атос.
   И этот голос еще глубже вогнал занозу в ее душу. Стремясь убежать от боли, она кинулась прочь, безо всякой цели продолжая сжимать в руке массивную рукоять совка.
   Атос, стараясь не упустить из виду летящую над асфальтом железяку, повернул ключ зажигания.
   Пробежав метров пятьдесят, она услышала приближающийся звук двигателя. Она обернулась и что есть силы швырнула совок в лобовое стекло. Машина резко вильнула влево и въехала в красочную витрину "мини-маркета".
   Но даже грохот и скрежет не смогли заставить Машу-Мери-Марусю-Марию оглянуться. Она бежала прочь. Прочь от этого ненавистного, подлого, любимого голоса. Прочь, чтобы никогда больше не слышать его.

   Домой! К маме! Так окончательно решила она, помотавшись несколько дней по гостиничным номерам, где каждый шорох или поскрипывание заставляли ее покрываться холодной испариной.
   Мысль о встрече со Степаном Рудольфовичем - злым гением ее детства, теперь не только не пугала ее, а напротив, забавляла. Толстый похотливый гопник. Уж теперь-то она сумеет заставить его уважать и ее, и маму.
   "А вообще-то, - думала она, пристегнувшись к сиденью самолета и ожидая взлета, - вообще-то, сколько бы ни выпало на мою долю боли и разочарований, все-таки я, наверное, счастливая. Вряд ли хоть один из моих бывших одноклассников пережил и сотую долю того хорошего, что пережила я. Приключения, путешествия, маленькие веселые дебоши в питерских кабачках, любовь... Любовь?"
   Так долго сдерживаемые слезы буквально брызнули из ее глаз. Седой мужчина лет сорока пяти, сидящий напротив, через проход салона и давно уже с интересом поглядывавший на юное, но очень выразительное девичье лицо, увидев слезы, наклонился в ее сторону и явно хотел что-то сказать, но Маша схватилась ладонями за виски, делая вид, что именно взлет самолета, который как раз в тот момент отрывался от земли, причина ее мук.
   - Вам помочь?
   - Нет, мне ничего не надо.
   Она закрыла глаза и откинулась на спинку сидения.
   ... И все-таки не домой отправилась она прежде всего, а к давней своей подружке - Алке. Но перед тем как двинуть в город, она решила наконец-то переодеться. Прочь постылую "спецодежду"! Тут, в ее родном городке, можно не бояться, что кто-то увидит тряпки на невидимке. Только отчим да химичка, но вероятность встречи с последней минимальна, а от отчима она прятаться и не собирается.
   То есть, выходит, тут она впервые в свое удовольствие сможет пользоваться своими деньгами? Раньше она и не думала об этом, прочно связывая свою жизнь с Питером. А ведь ей можно просто никогда не появляться там, в любом же другом месте она - самая, наверное, богатая девушка в стране - в полной безопасности.
   Эх, знали бы грузчики, бросая на багажный конвейер толстый и тяжелый кожаный чемодан, что в нем! Но Маша не привыкла беспокоиться за сохранность денег, ведь доставались они ей сравнительно легко. Если же в полной мере принять во внимание величину суммы, то можно сказать, что деньги достались ей даром.
   Втиснув чемодан в автоматическую ячейку, она, оглядевшись по сторонам и убедившись, что за ней никто не наблюдает, расстегнула одну застежку, отогнула крышку и, вытащив из-под нее несколько пачек, сунула их в рюкзачок. И потом только, установив шифр, захлопнула дверцу камеры.
   В автобусе ее неожиданно для нее самой охватило лихорадочное возбуждение: как-то встретят ее Алка, мама, старые знакомые, прежние друзья? Изменились ли они? Изменилась ли она? Если да, то как, в какую сторону?
   В центре она зашла в магазин-салон "Фасон", почти пустой по причине бешеных цен, и под взглядами округлившихся глаз продавщиц купила итальянское велюровое вечернее платье салатно-бирюзового оттенка с золотой строчкой на груди, итальянские же туфельки на каблучке (не очень высоком, научиться ходить на шпильках у нее еще никогда не было повода) очень близкого к платью зеленоватого тона, черную бархатную чешскую сумочку, украшенную какими-то камешками, часики, парфюмерный набор, комплект нижнего белья и флакончик французских духов. "Боже мой, - думала она при этом, - как же все это покупают обычные женщины?" Подумала и купила еще один флакончик - в подарок маме. И еще один - Алке.
   Она переоделась тут же - за ширмой и пошла было к выходу, но ее окликнула продавщица, яркая женщина лет тридцати пяти:
   - Девочка! Позволь дать тебе один совет.
   - Слушаю вас.
   - Во-первых, не мешало бы тебе привести в порядок свою голову. То, что ты сейчас надела, и то, что творится у тебя на голове, - вещи несовместимые. Во-вторых, не сутулься, держи голову выше, ты красавица. Вот и все.
   - Спасибо. Почему вы так добры ко мне?
   -Ты очень необычная покупательница. Да, вот еще что: этот жуткий баул, - она показала рукой на сумку-рюкзак, в которую Маша сложила старую одежду, - можешь пока оставить у меня.
   Маша зашла обратно за ширму, переложила деньги в бархатную сумочку, затем, еще раз поблагодарив продавщицу, обменялась с ней телефонами и, отдав ей свое потрепанное барахло, отправилась в салон красоты.
   ... Знакомый подъезд, знакомая лестница с деревянными перилами, знакомая дверь, знакомая кнопка звонка... Алка стояла на пороге точно такая же, какой ее запомнила Маша. Ничего в ней не изменилось. Хотя нет. Пожалуй, появилась в ее фигуре неяркая, но заметная женственность. Да, пожалуй, она даже стала привлекательной. Это при том, что сейчас она без макияжа, в растянутых на коленках спортивных штанах и полосатой футболке.
   - Вам кого? - спросила она, во все глаза разглядывая молодую и роскошную красотку на своем пороге.
   - Простите, - затеяла игру Маша, - мне правильно сказали адрес, тут ли живет девушка по имени Алла?
   - Да, это я.
   - Очень рада. Мне о вас рассказывали много хорошего.
   - Кто, если не секрет?
   - Помните ли вы девочку, которая до девятого класса училась с вами? Ее звали Маша.
   - Ах, так это она вас прислала? - оживилась Алка и тут же прозрела: - Машка, ты?!
   Они обнимались, смеясь и отступая на шаг, разглядывали друг друга... Алка покачала головой:
   - Ёлки! Какая ты!..
   - И ты тоже стала симпатичной.
   - "Тоже", - передразнила Алка, - от скромности ты не погибнешь. А вообще-то правильно. Я всегда была пацанкой, пацанкой и осталась. Ну где ты, как ты? Где учишься или работаешь?
   - А ты?
   - Я - в политехе, на физмате, представляешь, занесло? А ты небось в университете?
   - Я пока отдыхаю.