ОСТРОВ РУСЬ. ОСТРОВ РУСЬ.

Глава седьмая,

   в которой победа не радует
   Доскакав до сухого места, путники в изнеможении упали на траву. Отдышавшись, Иван молвил:
   - Что ж, друзья мои, Кубатай да Смолянин, честно скажу, спокойнее мне было бы, коль не вы, а братья-богатыри со мной к Кащею бы пришли. Но, видать, судьбы не выбирать. Без вас-то, в одиночку, уж точно пропаду.
   Сказав это, встал Иван и далее двинулся. За ним, след в след, спутники его.
   Вначале шли они молча, по сторонам опасливо оглядываясь. Нет ли поблизости вражьих лазутчиков или чудовищ диковинных, агрессивных? Но враги не показывались, а молчать в дороге - самое последнее дело. Помялся Иван-дурак да и попросил:
   - Кубатай! Ты же и сам боян немножко... Не споешь ли нам былинку веселую, походную, где про путь-дорожку речь идет? Сразу нам песня сил прибавит, воевать да жить поможет, скучать не даст никогда!
   Польщенный Кубатай откашлялся, погладил бородку и сказал:
   - Почему бы не спеть? Баритон у меня славный, колоратура приятная. А песен я знаю - море... Сейчас...
   Несколько минут он шел, мурлыча себе под нос мелодию, а потом неожиданно тонким голосом запел:
   Если долго-долго-долго,
   Если долго по тропинке,
   Если долго по дорожке
   Ехать, прыгать и бежать,
   То наверно, то наверно,
   То наверно, то наверно,
   То возможно-можно-можно,
   Можно в Африку прийти!
   Удивленный дурак посмотрел на Смолянина. Но и толмач разинув рот внимал чудной песенке мудреца. А тот вприпрыжку, то забегая вперед, то возвращаясь к спутникам, пел:
   А-а! В Африке небо вот такой ширины!
   А-а! В Африке горы вот такой вышины!
   А-а! Крокодилы, бегемоты,
   А-а! Обезьяны, кашалоты!
   А-а! И зеленый попугай!
   А-а! И зеленый попугай!
   Бесшабашное веселье охватило дурака. Не беда, что в песне пелось про неведомую страну Африку. Видать, и там всё, как у людей: небо и горы, кашалоты и обезьяны... Сорвав на ходу с дерева банан, немножко зеленый, но все равно вкусный, Иван подхватил песенку. А следом, не в такт, но искренне, стал подпевать Смолянин:
   Но конечно, но конечно,
   Если ты такой ленивый,
   Если ты такой трусливый,
   Сиди дома, не гуляй...
   Ни к чему тебе дороги,
   Косогоры-горы-горы,
   Буераки-реки-раки,
   Руки-ноги береги!
   Спутники не сговариваясь остановились, обнялись и запели припев. Вполголоса, но грозно и жизнеутверждающе:
   А-а! В Африке небо!
   А-а! В Африке горы!
   А-а! Крокодилы!
   А-а! Обезьяны!
   А-а! И зеленый!
   Иван-дурак посмотрел на мудреца, смущенно потрогал его зеленые волосы и сказал:
   - Ох полюбился ты мне, мудрец! Умен, как князь Владимир, красив, как Красно Солнышко... Если б еще волосы не зеленые были!
   - Какие есть! - обиделся мудрец.
   - Ладно, зеленые волосы не беда, мы не расисты, - рассудил Иван. - За песню спасибо, хоть и не все в ней понятно, но веселей на душе стало.
   - Я еще много чего знаю! - похвастался мудрец. - Вот, например... В Африке разбойник, в Африке злодей! В Африке ужасный Бармалей!
   - У нас тоже злодей есть, Кащей Бессмертный, - согласился Иван. - А чё ты все про Африку поешь? Родом оттуда али чё?
   Кубатай захихикал, глядя на Смолянина. Тот ухмыльнулся.
   - Да нет, я не из Африки, - сказал наконец Кубатай. - Просто понравилась она мне очень, вот и выучил про нее разные песни да стишки.
   ...Вскоре, издалека уже, увидел Иван возвышающийся над деревьями мрачный серый замок.
   - Не замок ли то Кащеев? - спросил Иван, не замедляя шага.
   - Кря-кря! - ответил за его спиной Смолянин.
   - Кубатай, - спросил Иван не оборачиваясь, - это он по-вашему, по-басурмански?
   - Не-у, - ответил Кубатай, - то есть, э-э-э, м-мяу!
   Иван остановился как вкопанный и оглянулся. Позади вместо спутников его, пораженно глядя друг на друга, стояли серая в оранжевую крапинку утка и пушистый, черный с зеленоватой проседью кот. Возле кота - сабелька с перевязью валялась.
   - Что же вы наделали, товарищи мои! - запричитал Иван, вспомнив, каким образом давеча Алеша в козленочка превратился. - На кого ж вы меня покинули?
   - Кря-кря, - печально ответила утка. И вдруг нахохлилась, напыжилась, затопталась на месте, а потом отпрыгнула в сторону и с ужасом в глазах оглянулась. Там, где только что она стояла, лежало крупное, чуть больше куриного, яйцо. Да не простое, а золотое.
   - Хе-хе-хе, м-мяу, хе-хе-хе, - затрясся кот истерически, - знаю, знаю я эту историю! Баба била, била, не разбила, дед бил, бил, не разбил... Потом мышка прибежала, хвостиком махнула... Мышка! - повторил он с нездоровым блеском в глазах. - Мышка - это хорошо. И еще златая цепь нужна. Где ее взять-то?
   Оправившись от первого потрясения, утка, напряженно уставившись в одну точку, опять принялась топтаться на месте.
   - Ничего себе производительность, - заметил кот. - Если б яйца на цепь перековать... Вань, пособи, а? Что я сам-то могу с такими конечностями? - и он коснулся Ивановой ноги мягкой лапкой.
   - Да пошел ты! - осерчал Иван на своих незадачливых спутников. - Больше дела мне нет, как только яйца на цепи перековывать! - Сказал да тут же и смягчился. Не по своей же воле басурманы в домашних животных превратились. - Вот что, горемычные, - сказал он, присев и погладив кота по шерстке бархатной, - недосуг мне с вами задерживаться. К Кащею спешить надо. Ежели голову там сложу, не поминайте лихом. А ежели живым останусь, помогу вам. Или чары с вас снять колдовские, или, если не выйдет, уход приличный обеспечить.
   Тем временем утка снова сделала шажок в сторону и принялась с интересом, спокойно уже разглядывать очередное золотое яичко.
   - Главное, никуда отсюдова не уходите, чтоб искать вас не пришлось, - закончил Иван, поднимаясь. - Всё. Бывайте!
   Со словами этими повернулся он лицом к дворцу Кащееву и побежал дальше в одиночестве.
   Миновав пальмовую рощицу, Иван остановился перед огромным мрачным замком из серого ноздреватого камня. Вынул из ножен меч, перекрестился трижды, как матушка учила, и, шагнув к дверям дубовым, принялся колотить в них кулаком.
   С таким же успехом он мог бы стучать по собственному шлему.
   Иван повернулся к дверям спиной и стал бить в них пяткой богатырской. Одна створка треснула. В тот же миг из-за дверей раздался вкрадчивый голос:
   - Зачем имущество-то ломать? Оно денег стоит. Нажми-ка лучше, богатырь, на кнопочку.
   Тут только разглядел Иван на косяке небольшую белую кнопку и немедля нажал ее. В тот же миг над дверью приоткрылось небольшое окошечко, а оттуда выдвинулась и накренилась объемистая лохань. И Ивана с ног до головы окатило дурно пахнущей жидкостью.
   Из-за дверей раздалось тихое счастливое хихиканье, и они наконец отворились. На пороге, почти беззвучно трясясь, стоял невысокий полный лысоватый мужчина в ночной рубашке.
   - Ой не могу! Ой порадовал! - добродушно выкрикивал толстяк, хохоча.
   - Да я тебя сейчас! Я тебя!.. - угрожающе двинулся на него Иван.
   - Ну ладно, ладно, мир, - успокаивающе предложил толстяк, опасливо отступая вглубь. - Я пошутил. Люблю, понимаешь, шутки. Ты кто таков-то, молодец?
   - Я - богатырь, Иван-дурак. Пришел с Кащеем сразиться.
   - Это хорошо! - обрадованно закивал толстяк, беря Ивана под руку и ведя по коридору. - Это здорово! Давно ждем. Этот Кащей нас всех тут просто затретировал. - Толстяк посерьезнел и, остановившись, повернулся лицом к Ивану: - Освободитель ты наш! Герой! Тобой гордится вся земля Русская! Не подкачай, Ванюша! - и поволок нашего героя дальше по коридору.
   - Да где Кащей-то? - слегка упираясь, спросил тот.
   - А я откуда знаю? Он не докладывает. Посидим, подождем, чайку попьем.
   Коридор кончился, и Иван под руку со своим провожатым вошел в просторный сумрачный зал с большим круглым столом посередине. По стенам горели редкие факелы.
   - Вот, садись сюда, - взял толстяк Ивана за плечи, усаживая его на стул. - Сюда...
   Иван сунул меч в ножны и сел, но в тот же миг у стула подломилась явно заранее подпиленная ножка. Иван с грохотом рухнул на пол, а толстяк, схватившись за животик, зашелся тем же, что и возле двери, счастливым тихим смехом.
   - Ой не могу! Ой умру! Шутник я, а, Вань?
   - Шутник! - зло ответил Иван, пытаясь подняться с пола и не понимая, отчего у него это не получается.
   - Да ты не сердись, Ваня, - насилу успокоившись, сказал толстяк. - Чувство юмора надобно иметь. Тут ведь сдохнуть со скуки можно... - И, не выдержав, прыснул снова, наблюдая за тщетными попытками Ивана встать. - Стул, стул! Я этот клей сам изобрел! Правда, намертво?
   Тут только Иван понял, что ему мешает приклеившийся к штанам стул. С проклятьями он перевернулся на живот, потом встал на четвереньки, а уж потом и на ноги поднялся. Стул, само собой, остался приклеенным к штанам, тянул их вниз; торчащие горизонтально ножки стесняли движения, а упершаяся под лопатки спинка мешала выпрямиться полностью.
   - О-хо-хо! Ой хи-хи-хи! - надрывался толстяк, побагровев от натуги.
   - Гы-гы, - хохотнул Иван неуверенно, а потом не выдержал и захохотал во весь голос. Через минуту они, не в силах устоять на ногах в одиночку, стояли с толстяком в обнимку, повизгивая и утирая слезы.
   Успокоившись наконец и отдышавшись, Иван освободился от объятий шутника и насупился:
   - Портки-то испортил мне!
   - Да ты снимай, снимай их! - радостно вскричал тот.- Не стесняйся! Тута, окромя нас с тобой, никого нету. Сейчас я тебе новые принесу. Да помоднее - кожаные, с заклепками! - Со словами этими он засеменил из зала к боковой двери. На пороге уже остановился и сказал: - А ты подкрепись пока, проголодался небось с дороги.
   Тут только заметил Иван на столе фрукты и сласти. Но не до еды ему было - очень уж стул мешал. Иван с облегчением расстегнул штаны, и стул, увлекая их вниз, со стуком упал на каменный пол.
   "А все ж я в замке Кащеевом", - вспомнил Иван об осторожности и, оставшись лишь в кольчуге да сапогах, снова вынул меч из ножен и приготовился ко всему.
   Кроме того, что произошло дальше.
   Из боковой двери вышла чопорного вида дама в бордовом складчатом бархатном платье. В руках она держала портки кожаные. На носу ее поблескивало пенсне.
   - Велено штаны вам передать, - произнесла она надменно.
   Иван в ужасе бросил меч и обеими руками прикрыл срамное место.
   - Ай! - взвизгнула дама, приблизившись.- Охальник!
   - Да я... - залепетал Иван, готовый от стыда провалиться сквозь землю. - Сейчас я, только это... - и он протянул руки к штанам.
   - Ой! - снова взвизгнула дама, направив пенсне на то, что ей открылось во всей красе, и отступила назад.
   Вновь стыдливо прикрывшись широкими ладонями, Иван, боясь остаться без брюк, шагнул за ней.
   - И-и-и!!! - истошно завизжала дама и быстро-быстро попятилась к двери. Иван, не отпуская рук, маленькими шажками побежал за ней.
   За дверью открылась комнатка с двумя столами, заваленными инструментами, книгами и разными непонятными предметами.
   - Лови! - вдруг крикнула дама и кинула штаны Ивану в лицо.
   Не находя возможности поднять руки, Иван попробовал поймать штаны зубами, но только зря клацнул ими, штаны же упали к его ногам.
   А дама вдруг залилась знакомым смехом и, схватив себя за уложенные в роскошную прическу волосы, сдернула их прочь.
   Под париком пряталась знакомая лысина.
   - Это ж я, Ваня, я! - кричал толстяк сквозь смех. - Шучу я так!
   Иван молча натянул пришедшиеся впору портки, застегнулся, затем выпрямился и спросил угрожающе:
   - Да кто ж ты такой, весельчак?
   - Я-то? - переспросил толстяк, улыбаясь и снимая пенсне.
   И тут громыхнуло раскатисто, и невесть откуда взявшийся ветер пронесся по комнате, потушив чадящие факелы. Но темнота не наступила. Холодное голубое сияние исходило от стен, пульсируя. Улыбка сползла с лица толстяка, и в призрачном свете оно стало страшным, как у мертвого. А сам он стал расти, расти, аж на две головы выше Ивана вымахал. Иван схватился за то место, где должен был меч висеть, но тут же вспомнил, что оставил его посреди зала.
   - Я-то? - повторил великан мрачно, и Иван понял, что принятая им за платье одежда была роскошной царской мантией. - Кащей Бессмертный я!
   - А что ж... что ж ты такой упитанный? - вопросил Иван, стараясь выиграть время и помаленьку отступая к дверям.
   - Всегда таким был, - ничуть не удивившись вопросу, ответил Кащей. - Это людишки меня представляют тощим да мрачным. Мол, царь Кащей над златом чахнет! Плевал я на злато! По натуре я прикольщик да гурман. Люблю бананы, особливо если шкурку можно кому-нибудь под ноги бросить. К Яге порой захаживаю, богатырями проезжими полакомиться. Былинки пишу, в которых боянов высмеиваю. Зело люблю... Эй! Куда ты?
   Иван, воспользовавшись болтовней Кащея, выскользнул в дверь, мангустом проворным прыгнул через весь зал, крепко ухватил меч-кладенец за рукоять и, довольный, сказал:
   Коль умом не Кубатай,
   Понапрасну не болтай...
   Видать, общение с боянами не прошло для дурака бесследно. Он сжал меч в ладонях и зорко оглядел зал.
   Шагах в пяти от него стоял мрачный Кащей.
   - Обхитрил старика, да? - угрожающе спросил он. - Всё, Иван. Шуточки кончились.
   - Кончились, - согласился Иван, пригнувшись и начиная обходить Кащея по кругу. Тот, зорко глядя на Ивана, спросил:
   - Зачем пожаловал, дурак?
   - Постоять за землю Русскую!
   - Я на нее давно не зарюсь! Говори, что конкретно надо? За кем пришел?
   - За сережками! - грозно сообщил Иван. Кащей нахмурился.
   - За Сережками? Имя редкое, да не припомню таких. Здесь был Вася, Федя сидит в застенках, Иванов да Ивашек целая толпа. Даже ребенок один есть, Филиппком зовут. Поперся один в школу через лес, заплутал да и попал мне в лапы... Какие Сережки тебе нужны, дурак? Может, и отдам. Не люблю я супротив кладенца драться.
   - Василисины сережки, - объяснил Иван, смутно чувствуя, что разговор идет о разных вещах.
   - Василисины? Ее не обижу, - смущенно признался Кащей. - Даже если от собаки-князя сыновей родила, все равно...
   - Каких сыновей? - завопил Иван. - Сережки! В ушках их носят! С камешками самоцветными, что тебе, ироду, для опытов понадобились! Отдай, я все прошу!
   Лицо Кащея побелело. Он покачал головой и твердо заявил:
   - Не отдам. Никогда. Даже не проси.
   - Тогда нас меч мой рассудит, - заключил Иван.
   - А мой с ним поспорит, - согласился Кащей, извлекая из-под мантии кривой турецкий ятаган.
   Противники закружились по залу, делая ложные выпады и меряя друг друга оценивающими взглядами.
   Первым ударил Кащей. Но Иван отразил его выпад, с истинно богатырской ловкостью отпрыгнул в сторону и сказал:
   - Никогда тебе, нелюди поганой, не одолеть богатыря русского!
   Кащей снова замахнулся и с хриплым смехом ответил:
   - А тебе, Иван, никогда меня не убить! Потому что я...
   Меч-кладенец пропел свою страшную песню и ударил по тощей шее князя тьмы. С мерзким хрустом голова Кащея отделилась от плеч, упала на пол и мгновенно истлела, превратившись в горку черной пыли.
   Иван утер со лба трудовой пот и посмотрел на обезглавленного противника. А тот слепо пошарил руками, похлопал по обрубку шеи, откуда лилась густая черная кровь... Раздался треск, повалили искры и вонючий дым, из обрубка стремительно проклюнулась новая голова. Ничуть не хуже прежней.
   - ...Бессмертный, - закончил прерванную кладенцом речь Кащей. - Бессмертный я, по жизни так вышло!
   Иван почувствовал на сердце ледяную лапу страха. Но панике не поддался, а продолжил свои обманные финты и выпады. Минут через пять ему удалось обрубить Кащею руку, но и та выросла вновь. Кащей захохотал:
   - Вот прикол-то! Ничего ты со мной не сделаешь, богатырь! А как утомишься - тут тебе и конец!
   Иван молча кружил по комнате. Проходя мимо стола богатого, он украдкой спер с него гроздь бананов и засунул за пазуху. "Как утомлюсь - пожую бананов, сил и прибавится", - думал дурак.
   - Никак тебе, Иван, не победить меня, - бахвалился Кащей, - смерть-то моя - в яйце!
   Подхватив с пола сломанный стул с прилипшими к нему богатырскими штанами, Иван запустил его в Кащея. Тот взвыл, скрючился и заорал:
   - Дурак ты, Иван-дурак! Не в этом! Сказки читать надо! Всё, хватит шутки шутить! Убивать тебя буду!
   Сообразив, что Кащей Бессмертный рассердился не на шутку, Иван распахнул какую-то дверь и, юркнув в нее, сбежал по ведущей вниз лесенке.
   Глазам его предстала большая комната, уставленная дыбами, испанскими сапогами, гильотинами, увешанная цепями и веревками; с железными противнями, на которых зловеще светились раскаленные докрасна железяки. Зрелище было жутковатое.
   - Ага! - крикнул Кащей, вбегая вслед за Иваном. - Сам в мою пыточную камеру пришел! Молодец!
   Иван торопливо оторвал от грозди банан, сжал его могучими пальцами, выстрелив сладкую колбаску мякоти себе в рот. "Дай мне силу великую, фрукт любимый!" - взмолился он мысленно. И вдруг вспомнил встреченного на пути бояна Воху с его загадочной былиной: "Зря Иван жевал бананы, не в бананах, видно, суть. Фрукт сей не залечит раны, не поможет отдохнуть. Кожура - другое дело, кожура - всему венец. Шкурку от банана смело примени - врагу конец".
   "Как же ее применить, шкурку бестолковую?" - подумал Иван. Ничего не придумал и в сердцах запустил в Кащея банановой кожурой.
   - Черт побери! - только и успел крикнуть Кащей, оскальзываясь на шкурке и грузно падая на пол.
   - Черт побери, черт побери! - радостно завопил Иван, подбегая к Кащею и рубя поверженного врага в капусту.
   - Погодь, Иван, я руку сломал! - взмолился Кащей. Но было уже поздно. Могучими ударами богатырь разобрал Кащея на шесть основных кусков, после чего остановился, решая, что же делать дальше.
   Из обрубков Кащея шел дым. Они шевелились и явно норовили сползтись друг к другу. Что же делать? Что? Иван торопливо схватил жирную волосатую ногу с давно не стриженными грязными ногтями и потащил ее к цепям. Нога сопротивлялась, но в одиночку сил у нее явно не хватало. Заковав левую ногу, Иван вернулся за правой. Потом и туловище обмотал цепью, затем руки и голову. Проверил надежность оков, вздохнул и присел понаблюдать за результатом.
   С треском и грохотом Кащеевы конечности приросли к туловищу. Затем голова, мучительно изгибая шею, дотянулась до тела, приросла и жалобно крикнула:
   - Что же ты наделал, дурак? Как ты ноги поставил?
   Иван покосился на ноги. Мало того, что те неестественно вытянулись, доставая до туловища, они еще и приросли неправильно: левая нога вместо правой, а правая - вместо левой. Руки же росли со спины. Полуметровой длины шея довершала картину, делая Кащея похожим на паука.
   - Прикольщик я, Кащеюшка,- ласково сказал Иван.- Не обессудь. Так оно получилось.
   Кащей подергался-подергался, но цепи оказались прочными. Иван тем временем оглядывал изобилие пыточных инструментов.
   - Кащей! Для чего сия штуковинка?
   - Для подстригания левого уса, - грустно ответил Кащей. - Древняя восточная пытка.
   - Жаль, без усов ты у нас... А эта фиговинка?
   - Для вырывания волос путем возвратно-поступательных движений с увеличивающейся амплитудой.
   - Мудрец... Почти как Кубатай. Только что ж ты лысый? А эта финтифлюшка зачем?
   - Ребра перекусывать и мелкими кусочками через ухо вытаскивать.
   - О! Это пойдет, - оживился Иван.
   - Пожалуйста, - вяло согласился Кащей. - Только учти: пытки нечисть не страшат, а убить меня никак не возможно.
   Плюнув в сердцах, Иван бросил пыточные причиндалы и побрел из комнаты, оставив Кащея дергаться в цепях.
   - Вначале пленников спасу, - решил Иван. - А там видно будет.
   В обширных Кащеевых застенках, сырых и мрачных, плохо проветриваемых, Иван понял, что работа предстоит немалая. Но какой же богатырь работы боится? Поплевал Иван на руки, высморкался под ноги и побрел вдоль железных клеток, отпирая одну за другой и ведя инвентаризацию.
   - Ты кто?
   - Федя-богатырь.
   - Выходь. Ты кто?
   - Вася, - простонал следующий узник, царапая что-то обломком меча на стенах темницы. - Подожди, допишу...
   - "Здесь был Ва..." - прочел пораженный Иван, захлопнул дверь клетки и сказал: - Здесь он и остался. А ты кто?
   - Филиппок! - радостно крикнул седой взлохмаченный старик, выползая из своего узилища.
   - До чего тяга к знаниям доводит, а? - поцокал языком Иван, дал заливисто смеющемуся старичку завалявшийся за пазухой банан и продолжил осмотр. - Ты кто? А где ты?
   Камера была пуста. Лишь под койкой Иван обнаружил глубокую дыру, из которой слышался шум моря.
   - Там Эдмон какой-то срок тянул, - сообщил Ивану очередной узник, горячо обнимая спасителя. - Прокопал дыру вязальной спицей да и убег.
   - Молодец! - восхитился Иван, на радостях даже забыв поинтересоваться именем словоохотливого узника. Лишь когда тот быстренько выбежал из застенков, Иван обнаружил, что пропал кошелек с остатками небогатых Василисиных командировочных. Но такие мелочи богатыря не смущали. Еще одна камера пустовала, лишь на кровати лежал мельничный жернов с надписью: "Здесь после долгих страданий разорвалось сердце узника..." Иван вытер слезу и пошел дальше.
   - Ты кто?
   - Иван-царевич, - робко отозвался небритый парень в волчьей шубе на голое плечо.
   - Выходи, тезка! - обрадовался Иван. - А ты кто?
   - Иван-боярин сын.
   - И ты, друг, выходи. А ты кто?
   - Иван-крестьянский сын.
   - Проваливай, лодырь! Нечего казенные хлеба проедать! Ты кто?
   - Иван-дурак, - радостно улыбаясь, сообщил перемазанный в золе, черный как смоль молодец.
   Иван захлопнул дверь камеры, подпер для надежности булавой и пошел дальше, бормоча про себя: "Одного достаточно..." В течение пяти минут он освободил: Ивана-коровьего сына, Ивашку, Иванко, Фэт-Фрумоса, Сослана, Кобланды-батыра, Корвина и Манаса.
   Слегка смущенный таким изобилием, Иван осторожно открыл дверь следующей темницы. По ней бродил восточного вида юноша в тюрбане, развевающихся штанах и белой рубашке. Время от времени юноша подпрыгивал и толкал ладонями потолок.
   - Ты кто? - ошалел Иван. Но в этот миг в потолке вывалилась плита, звонко расколовшаяся о тюрбан незнакомца, и тот его вопроса не услышал. Подпрыгнул и скрылся в открывшейся в потолке дыре.
   - Не иначе принц персидский, - рассудил Иван и сел передохнуть. От впечатлений гудело в голове. А так было тихо, узники уже смылись, лишь в подпертой булавой камере бесился самозванец.
   - Ладно, кончаем осмотр, - решил Иван-дурак и направился к последней двери, приговаривая: - Темницы рухнут, и свобода вас встретит радостно у входа, и братья ключ вам отдадут... Хотя какой ключ, темницы-то уже рухнули... Эй, кто здесь сидит?
   Последняя камера разительно отличалась от остальных. Здесь было чисто и уютно, на стене висело блюдечко, по которому каталось наливное яблочко, создавая изображение голых девок, купающихся в пруду. На застеленной шелковыми простынками кровати сидел поп Гапон и жрал бананы.
   - Вот ты где, гад! - заорал Иван, выхватывая кладенец. - Предатель! Россию, мать твою, продал! А ну отдай банан!
   Вырвав изо рта Гапона недожеванный банан, Иван нервно съел его и сообщил:
   - Ну всё. Готовься к смерти. "Отче наш" прочти или что там полагается, покайся как следует...
   - Иван, Иван, успокойся, - затараторил Гапон. - Я ж и сам пленник горемычный, Кащеем в застенки посаженный.
   - Видали мы таких пленников! - мрачно возразил Иван. - Блюдечко цветное в камере, бананы свежие... дай еще один!.. простынки чистые. Убью!
   - Иван, отпусти душу на покаяние, - пустил слезу Гапон. - Не марай светлый праздник победы над Кащеем моей кровью грязной!
   - Не паясничай! - оборвал его Иван. - За что в немилость Кащееву попал? Говори!
   Гапон вздохнул, встал на колени и прошептал:
   - Честность меня подвела. Был я у Кащея в советничках, неплохой оклад имел, раз в квартал премиальные обещаны были. Да вздумал на днях Кащей дать мне на прочтение свои былинки юмористические, боянов да богатырей высмеивающие. Прочитал я их да и скривился. Чушь собачья! И дернул меня нечистый записать в дневничке для памяти: "Кащей - парень хороший, но пишет всякое говно. Надо сказать ему об этом, но помягче, поделикатнее..."
   - Ну? - заинтересовался Иван. - Что, не сумел сминдальничать?
   - Кащей, падла, шмон устроил! - теряя всю интеллигентность, завопил Гапон. - Мой личный дневник прочел! Вот и посадил в камеру!
   - Смягчающих обстоятельств не нахожу, - заявил Иван, поигрывая кладенцом. - Быть по-моему. Рубить тебе голову хитрую...
   - Не губи, Иван! - так и затрясся Гапон. - Я тебе тайну Кащея открою! Где он сережки Василисины прячет да где смерть его!
   - А ты откуда знаешь? - поразился Иван, пряча меч.
   - Да как-то дневник Кащея под руку подвернулся... - смутился Гапон. Иван погрузился в раздумья. Наконец изрек:
   - Значит, так. Ты не предатель, ты хуже. Ты Гапон. Убивать не буду, коли тайны великие откроешь. Но и назад в Киев дороги тебе нет. Убирайся, Гапон, с Руси к половцам.
   - Уберусь, уберусь, надоела эта Русь, - просветлел лицом Гапон. - Теперь слушай. Есть у Кащея комнатка заветная, в подвале схороненная. Там вещи премудрые стоят, гудят да светятся. Нить волшебная от них к дубу высокому тянется. Пойдешь по той нити, заберешься на дуб, там - яйцо. В яйце - сережки Василисы, а к ним игла припаяна. Ту иглу отломи, и не станет Кащея.
   - Ясно, - сказал Иван. - Гапон, Гапон... И умом тебя Бог не обидел, и хитростью. Что ж ты язва такая - по характеру?
   И с этими словами Иван вышел, оставив Гапона в полном недоумении.
   ...Быстро нашел Иван комнатку заветную, где Кащей держал вещи премудрые. Похожи они были на сундуки железные, светящимися каменьями разукрашенные. Гудели да шумели, огоньками помаргивали. А из самого большого сундука нить волшебная тянулась, из медной проволоки скрученная да резиной обмотанная.
   Пошел Иван по нити да и вышел к огромному дубу. Был тот дуб в сто сажен вышиной, облака за его верхушку цеплялись, ручьи да речушки меж корней извивались. Засучил Иван рукава да и полез на дуб.
   Долго ли, коротко ли, а добрался он до самой вершины. Оглянулся - лепота! Всю Русь-матушку с дуба видно. И стольный Киев-град, и Муром родной, и иные селения, помельче размером. Вон Змей Горыныч летит, вон богатырь за чудом-юдом гонится. Вон на неведомых дорожках следы невиданных зверей...
   А вот и яйцо, из хрусталя хитро сделанное. В яйце - сережки Василисины, пластиночки синенькие в виде лепесточков. Между ними - игла серебряная, к которой нить волшебная припаяна.
   - Вот и конец твой, Кащей, - сказал Иван добродушно. Уцепился двумя пальцами левой руки за дуб, а правой рукой как дал по яйцу! Треснуло оно и разбилось. Схватился тогда Иван за иголку - а та колется, огнем жжет! Сопротивляться вздумала! А вместе с тем почувствовал Иван, как из иглы в него силушка несметная вливается.
   Рассмеялся Иван смехом веселым, дурацким, да и переломил иглу между пальцами. Только искорки синие заплясали...
   И случилось тут с ним что-то неладное. Ослабли вдруг руки-ноги богатырские, меч-кладенец к земле потянул. Змей Горыныч, мимо пролетавший, каркнул испуганно да вороной средних размеров обернулся. Чудо-юдо, за которым вдали богатырь гнался, дикобразом предстало. Заорал Иван дурным голосом, не со страху, а с удивления. И полетел вниз с дуба высокого, навстречу верной погибели.
   Да только и дуб внезапно вниз стал расти. Превратился в пальму обычную, высоты невеликой. Упал вниз меч богатырский, а на него Иван сверху шмякнулся. Да так больно! Вся стойкость богатырская куда-то делась!
   Встать попробовал - а кладенец к земле-матушке тянет. Пришлось отвязать себя от меча да и оглядеться вокруг.
   А вокруг чудеса творились диковинные. Дубы да ивы в пальмы и манговые деревья превращались! Буренушки, в отдалении пасущиеся, буренушками остались, а вот бык, что их крыть готовился, носорогом обернулся! Кладенец, на земле валявшийся, скукожился и железячкой заковыристой обернулся, той самой, что Кейсеролл муми-бластером прозывал. А на душе-то как стало! Скучно да обыденно. Тоска, хоть волком вой. Посмотрел Иван на дворец Кащеев, а тот вдруг превратился в серое здание, в коем всего чудес что окна огромные, из хорошего стекла сделанные. А над дверью вывеска на русском и еще каких-то языках.
   "Этнографический музей" - на вывеске было написано.

Глава восьмая,

   последняя, в которой Кащей объявляет, что этнос порождает эпос, но Ивану это ни о чем не говорит
   А другую надпись - "Хранилище" - Иван прочел на двери в темницу. Пошатываясь, спустился по лесенке. Кащей снова стал маленьким лысеньким толстячком. Само собой, уменьшившись, его руки и ноги из оков выскользнули. Теперь, сидя на глиняном полу, он, морщась и постанывая, растирал запястья и лодыжки. Увидев Ивана, скривился в подобии улыбки:
   - Серьезный вы человек, Иван Иванович. Сумели-таки! Да только и сами не рады, как я погляжу.
   - Да что случилось-то, Кащей?! Что со мною? Что с замком? Что... вообще?..
   - Сережки-то Василисины при вас? - вместо ответа задал вопрос Кащей.
   - Тута они, куда ж им деться-то? - разжал Иван потную ладонь, демонстрируя синевато поблескивающие пластинки.
   - Дайте хоть полюбуюсь на них...
   - Ишь чего захотел! - снова сжал кулак Иван. - Хватит! Налюбовался!
   - Да бросьте, Иван Иванович, - махнул Кащей рукой досадливо, - чего боитесь-то? Силушка-то моя улетучилась вся.
   - Так ведь и у меня - улетучилась, - смущенно признался Иван.
   - И чего ж тогда нам, каликам немощным, таиться друг от друга теперича?..
   - И то правда, - вздохнул Иван и протянул серьги Кащею.
   Тот, близоруко прищурившись, поднес украшения к глазам, шмыгнул носом растроганно и, сказав самому себе задумчиво: "С них-то все и началось..." - обратно Ивану вернул.
   - Да что началось-то?! - вновь обозлился Иван. - Признавайся, Кащей проклятый!
   - Ладно, - кивнул тот. - Начнем с того, что звать меня на самом деле Манарбит. А Кащей... Еще в юности я увлекся изучением русской культуры, выяснил, что у меня самого предки были русскими, стал доискиваться корней своей родословной и узнал, что фамилия моих прапрапрадедов - Кащеевы. А уж потом, после Преобразования...
   - Какого такого преобразования? - потряс головой Иван. - О чем ты?
   Кащей с кряхтеньем поднялся на ноги.
   - Иван Иванович, ну что мы тут-то, на складе, беседуем? Пройдемте наверх, кофею выпьем.
   Взяв Ивана за руку, он, прихрамывая, двинулся вверх по лестнице и продолжил разговор неожиданным вопросом:
   - Иван Иванович, где, по-вашему, мы находимся?
   - Как где, тать проклятый, - неуверенно выругался Иван. - В замке твоем поганом, где ж еще нам быть-то...
   - Да нет же, Иван Иванович, я шире, шире спрашиваю. В земле какой, в каком краю? А?
   - Совсем обалдел аль издеваешься? На Руси мы! Я другой такой страны не знаю, где так вольно дышит человек!
   Кащей, ухмыльнувшись, глянул на Ивана искоса и сообщил:
   - Четверть века назад остров сей носил название Мадагаскар. В Африке мы.
   - В Африке?! - не поверил своим ушам Иван. И вспомнил тут же песенку Кубатаеву да бормотание его... "Ах басурман!!! - возмутился он про себя. - Издевался, выходит!" - Но от бессилия гнев его вылился лишь в жалобный стон: - О-о... в Африке...
   - Да, - твердо сказал Кащей, садясь в кресло. - В Африке. Сие - остров Мадагаскар, - плавно окинул он рукой пространство вокруг себя, - двадцать пятый век от Рождества Христова.
   Выпучив глаза, Иван рухнул в кресло напротив, и Кащей продолжил свой рассказ, включив по ходу кофеварку.
   ...В середине третьего тысячелетия, когда в результате войн и естественной ассимиляции все нации и народности напрочь перемешались, неожиданно вспыхнула повальная мода "восстанавливать" свою национальность, изучать "родные" язык и культуру.
   Одну из самых сильных и фанатичных групп составили те, кто поклонялся всему русскому. Они называли себя "Новые славянофилы". И именно они настояли на создании этнического заповедника - места, где было максимально воссоздано все русское: архитектура, одежда, быт, язык... Сюда съехались историки, археологи, психологи, лингвисты, литературоведы и другие ученые, по тем или иным причинам имеющие интерес к русской культуре. А также съехалось огромное количество "диких" Новых славянофилов. Город Антананариву в Киев переименовали, поселенья мелкие - в Москву, Муром, Псков да прочую Рязань.
   Правда, не очень понятно, почему под русский этнический заповедник всеземное правительство выделило Мадагаскар. Возможно, чтобы другим неповадно было... Недаром же второй по численности группе - фанатам национальной культуры государства Буркина-Фасо - всеземное правительство выделило участок земли в Гренландии. Фасисты-буркинисты протянули недолго... А вот славянофилы оказались крепче. Выстроили избы, оделись в русские одежды, говорили, само собой, только по-русски... В самом центре Мадагаскара расположился этнографический музей с экспонатами разными. В том же здании - небольшая лаборатория, которой и заведовал Манарбит Кащеев, руководя группой талантливых ученых-славянофилов.
   В теории Кащеева причудливо переплелись физика и философия.
   Физика. Человечество издавна мучается вопросом - что такое гравитация? В XXV столетии люди уже научились управлять ею. Но природа ее осталась неясной. Почему тела притягиваются друг к другу? Каков механизм?!! Есть только гипотезы, для удобства принимаемые за аксиомы.
   По теории Кащеева, гравитация - сила магическая. Потому с научной точки зрения и необъяснимая. Предметы притягиваются друг к другу, и всё тут. Магия. А так тупо она действует потому, что ничем разумным не управляется.
   Теперь из области философии. Есть такое понятие - "этнос". Но что это такое, никто толком не знает. То ли национальное сознание, то ли совокупность идей одного народа, то ли его культура, то ли что-то генетическое... Древний ученый Бердяев утверждал на этот счет одно, ученый Соловьев - другое... Теперь же, когда и народов-то отдельных не стало, и вовсе черт ногу сломит...
   Кащеев открыл, что подсознания людей на небольших расстояниях телепатически взаимодействуют. Подсознания людей одной национальности схожи, и там, где таких людей много, их подсознания входят в резонанс. И возникает КОЛЛЕКТИВНОЕ ПОДСОЗНАНИЕ. Это и есть ЭТНОС.
   И наконец, главное в теории Кащеева. Оказывается, именно этнос способен управлять гравитационным (магическим) полем. Тут-то и возникает этномагическое поле ("ЭМ-поле"), преобразующее обычную реальность в реальность сказочную...
   Иван не понял ничего. Перебивать же Кащея у него просто сил не было. Но кофе подействовал бодряще, и в этом месте он все-таки вымолвил:
   - К чему клонишь-то, злыдень? Какую такую реальность?
   - Сколько вам лет, юноша?
   - Осьмнадцать минуло.
   - Вот в том-то и дело. Вы родились тогда, когда Преобразование реальности уже свершилось, и все окружающее кажется вам естественным. Вот люди из реального мира сразу поняли бы...
   В этот миг дверь отворилась и на пороге показались двое - Кубатай с оголенной сабелькой в руках и Смолянин, понурый, держащийся, словно баба на сносях, за поясницу.
   - Кащей, он же - Кащеев, он же - Манарбит! - вскричал Кубатай. - Именем верховного правительства Земли, вы арестованы!
   - Что ж, - вздохнул Кащей, - рано или поздно это должно было случиться...
   - Хотя, честно сказать, мне вовсе неохота вас арестовывать, - продолжил Кубатай уже не так решительно.
   - Почему это? - приободрился Кащей.
   - Остров Русь - единственное место, где я мог по-настоящему отдохнуть, - объяснил Кубатай.
   - Зачем же вы тогда помогали бедному юноше? - кивнул Кащей на Ивана-дурака.
   Кубатай выпятил грудь:
   - Это мой долг: вы искажаете реальность, а я - сотрудник Департамента Защиты Реальности!
   - Это-то я сразу понял, - кивнул Кащей. - Как там у вас, кстати, всё по-старому? На прыгоходах по кочкам скачете, в космос нельзя, в прошлое - нельзя?..
   - По-старому, - сокрушенно махнул рукой Кубатай.
   - И вы всё это защищаете? - легкая презрительная улыбка скользнула по лицу Кащея.
   Кубатай насупился, но тут на его защиту встал Смолянин:
   - Да он вообще-то космолетчик. Генерал-сержант. Он тут случайно, в отпуске. На боянскую тусовку прилетел. Любит, шельма, тусовки. Прямо хлебом не корми, дай потусоваться...
   Напряжение как-то само собой спало, и Кащей пригласил новоприбывших гостеприимным жестом:
   - Да вы присаживайтесь. В ногах правды нет.
   - Понимаете, Манарбит, - заговорил Кубатай, усаживаясь, - очень уж случай удобный. До сих пор никто из местных на вас идти не решался. Ваня вот первый, - кивнул он на юношу, - оттого что дурак, наверное.
   - Но-но, - насупился Иван и сделал рукой вялый протестующий жест.
   - А чего ж ДЗР-овцы сами ни разу прийти не пробовали? - спросил Кащей. - На вас-то, нерусей, поле не влияет.
   - Пробовали! - махнул рукой Кубатай. - Но в эпицентре действия вашего транслятора "неруси", как вы нас называете, черт знает во что превращаются: кто в колобка, кто в зайчика, а кто и вовсе - в щелкунчика какого-то. Вот и сейчас - я в кота превратился, а он - в утку.
   - Так ты, гад, выходит, заранее все знал?! - вскричал Смолянин гневно. - А знаешь, как меня достало яйца золотые нести?! - Он привстал с кресла, угрожающе растопырил перепончатые пальцы и завопил срывающимся голосом: - Замочу, век воли не видать!
   - В утку, говорите? - вмешался Кащей, восхищенно разглядывая его руки. - Я так и думал! Продолжительное воздействие ЭМ-поля вызывает необратимые последствия!
   - Не, - смутился Смолянин и спрятал руки за спину, - это у меня и раньше так было.
   - Жаль, жаль, - вздохнул Кащей.
   А у Ивана от всей этой трескотни в голове засело только одно слово.
   - "Транслятор", - повторил он, - что это такое?
   - А юноша не так глуп, как может показаться, - обрадованно сообщил Кащей. - Видите ли, взаимодействие гравитации с этносом происходит далеко не всегда. Точнее, крайне редко. А образуемое поле - нестойко. Самый, пожалуй, заметный исторический прецедент - описанная неким очевидцем Гоголем ночь перед Рождеством. Известен ряд более слабых проявлений. Обычно как: сольются все необходимые факторы, и на небольшом участке площади возникает ЭМ-поле. Тут и превратится, к примеру, какая-нибудь бедная женщина в ведьму. Полетает, побезобразничает, как, например, описано неким очевидцем Булгаковым, затем - вернется домой и все напрочь забудет. А свидетелям потом, само собой, не верит никто. Иногда решают, что они - психически ненормальны... Думаю, раньше, когда все народы еще не перемешались и когда люди в чудеса верили, ЭМ-поле все же почаще возникало... Хорошо, когда свидетелем оказывался литератор, он мог хотя бы подробно описать увиденное и выдать за игру собственной фантазии... Так вот, в моей лаборатории был построен транслятор некоего катализирующего поля, которое делало взаимодействие гравитации с этносом прочным и нерушимым.
   - Ничего не понимаю, - потряс Иван головой. Потом вспомнил рассказ пленного печенега и добавил: - Хотя что-то понимаю... Выходит, кроме как на Руси, нигде никаких чудес не случается?
   - Никаких, - подтвердил Кащей. А Кубатай покивал уныло.
   - А почему всё именно так? - невразумительно спросил Иван. И уточнил: - Ну, почему именно Баба-яга, именно скатерть-самобранка?..
   - Браво, юноша! - воскликнул Кащей. - Вопрос очень и очень верный. Видите ли, управляется-то ЭМ-поле не сознанием, а подсознанием, и не одного человека, а многих. Видимо, вся эта вами перечисленная чертовщина - глубоко в подсознании каждого русского человека сидит.
   - А сережки Василисины тут при чем?
   - Для излучателя транслятора необходимы были две пластины из венерианского минерала призмалита. Именно из этого камня и именно такой формы и были серьги моей бывшей сокурсницы Василисы...
   - Так это что же теперь на Руси-то делается?! - встрепенулся Иван. - Богатыри теперь - не богатыри, сапоги - не скороходы, а Марья моя - не искусница?!
   - Точно, - подтвердил Кащей.
   - Ох вы бедные да несчастные - люди русские!.. - запричитал Иван. - Как живется-то вам нынче тягостно! - Он поднял блестящие от слез глаза на Кащея. - Ведь по себе чувствую... Глянь на басурманов-то этих, - кивнул он на Кубатая со Смолянином, - им что поле, что не поле - все едино, а у меня, человека исконно русского, словно лопнуло что внутри...
   - Это кто, вы, что ли, человек исконно русский? - поднял брови Кащей. - Иван Иванович, милый, вы ж негр натуральный!
   - Да я... да за такие слова!... - аж запыхался Иван от возмущения.
   - Вот, извольте сами убедиться, - протянул Кащей Ивану зеркальце.
   Тот уставился на отражение. Всё - как обычно: кудри по-русски вьются, нос - по-русски вздернутый... Вот только черное всё, черное!.. И волосы, и кожа!..
   - Это сажа, сажа въелася, - слабо крикнул Иван в оправдание, да тут же и заплакал от неубедительности своих слов.
   - Брось кручиниться, Ваня! - попытался успокоить его добрый Кубатай. - Главное, дух у тебя русский. Вон, Пушкин Александр Сергеевич тоже был негр немножко, а его до сих пор помнят - как великого русского поэта...
   Иван только всхлипнул горестно в ответ. Тогда Кубатай высказал другой успокоительный довод:
   - Известно, что русская нация тем испокон и сильна была, что все лучшее от других в себя вбирала да впитывала. Вот, к примеру, писатель французский Дюма на Руси так популярен был, что чуть ли не за своего почитался, а некие Жуки, музыканты аглицкие, любы всякой душе русской были... И вообще, говорят, каждый второй русский - евреем был, и ничего, стояла Русь-матушка!..
   Но Иван все причитал безутешно:
   - Пресвятая Богородица, как же теперь жить-то я буду?.. Да что я? Как вообще-то?!!
   Тут вроде бы и сказке конец.