ОСТРОВ РУСЬ. ОСТРОВ РУСЬ.

Глава четвертая,

   в которой хитроумный Иван-дурак побеждает искушение великое
   Гнев, о бояны, воспойте Ивана, Иванова сына... Да и как тут не гневаться - на свою да спутников недальновидность? Ведь знали же, что дорога не только посуху пролегает, что река Смородина на пути, а не позаботились!
   - Что ж ты, Кубатай, - укоризненно сказал дурак кавказцу, когда до реки они добрались, - мудрецом слывешь, а не надоумил хоть лодчонку какую-никакую прихватить!
   - Не кручинься, Ваня,- бодро ответствовал Кубатай,- глянь, какие вдоль берега деревья знатные растут! Вмиг плот соорудим!
   Сказано - сделано. За работу они принялись. Илья с Добрыней деревья валили, Алеша с Иваном сучья рубили, Смолянин лианы заготавливал, а Кубатай - командовал. Глазом моргнуть не успели, как дело сделано было: не плот - красавец! А посреди него мачту поставили, на ней парус приспособили - скатерть-самобранку, что Марья в дорогу дала.
   - Лошадей придется тут оставить, - заметил Илья. - И на плот они не влезут, и отпускать нельзя - для обратного пути надобны...
   - Ну ничего, - ответил Иван, - подождут денек, мы ведь завтра уже и воротимся.
   Привязали они коней к деревьям, столкнули плот во Смородину да и поплыли, ветерком попутным гонимые. Подправляли курс шестами длинными.
   И трети пути не осилили, как откуда ни возьмись музыка райская раздалась. Льется так, словно разом со всех сторон гусляры на гусельках наигрывают. Да не бояны наши доморощенные, а виртуозы умелые, заморские.
   Стали путники кругом оглядываться. Глядь, вкруг судна из волн девы красные с дивным пением на устах показались. Словно рыбки резвятся, поигрывают, нашим молодцам лукаво подмигивают.
   - Жарко что-то, - сказал Кубатай, - искупаюсь я, что ли...
   - Я тоже! - воскликнул Смолянин. - Я вообще купаться люблю. - Вот, - поднял он вверх руки, - даже перепонки есть.
   - Не купаться вы любите, а девами морскими прельстились! - догадался Иван.
   - А хоть бы и прельстились, - сварливо ответил Кубатай, - твое какое дело? Ревнуешь, что ли?
   - Да это ж русалки, не женщины, они нас в пучину заманивают! - попытался Иван образумить кавказца. - Коль не выдержишь, сложишь голову.
   Отмахнулся от него Кубатай и принялся торопливо раздеваться.
   - Илья, Добрыня! - крикнул Иван. - Хватайте его!
   Двое богатырей ринулись к Кубатаю, а Иван рванулся за Смолянином, который тем временем мелкими шажками крался на корму. На подмогу Ивану Алеша подоспел. Вдвоем вмиг они скрутили толмача трудолюбивого.
   - Отпустите, ослы былинные! - блажил Кубатай в руках богатырских. - Ну что из того, что русалки они? Зато - блондинки!
   - Терпи, джигит, а то мертвым будешь, - приговаривал Илья, нежно руки Кубатаю заламывая да кушаком связывая. - Еще спасибо мне скажешь.
   А девы морские еще слаще запели.
   - Ребята, отпустите, - взмолился Кубатай жалобно, а Смолянин только молча скрежетал зубами да все норовил Ивана за руку укусить.
   - Что нам делать с ними, Ваня? - вскрикнул Добрыня растерянно.
   - К мачте их привяжем, - принял тот решение, благо на плоту имелась целая связка запасных лиан, старательным Смолянином заготовленная.
   Подтащив чужестранцев к мачте и стараясь не слушать ни их жалобных стенаний, ни соблазнительных песен морских дев, богатыри с усердием принялись за работу. Но уже через минуту Иван почувствовал, как ноги его подкашиваются и предательские мысли в голову лезут: "К чему все это? Не лучше ль отказаться мне от суеты бессмысленной? Не лучше ль броситься в воды ласковые, чтобы познать объятья прелестные?"
   Шагнув было в сторону, последним усилием воли стряхнул Иван на миг пленительные чары и вскрикнул не своим голосом:
   - И меня вяжите!
   - И меня! - глухо отозвался Илья, безвольно опуская руки.
   Проникшись ответственностью момента, Добрыня принялся бегать вокруг мачты, накрепко привязывая к ней пятерых своих товарищей. Закончив с этим, он схватил брошенный шест и, ловко им орудуя, направил сбившийся было плот на верный курс.
   Расслабившись и тут же окончательно ошалев от призывного русалочьего пения, Иван вскричал с поразительной убедительностью в голосе:
   - Всё, Никитич, отпустило! Развязывай!
   - Не ври, Иван, - ответил Добрыня укоризненно, продолжая орудовать шестом, - ужель, думаешь, поверю я тебе? Ужель, думаешь, сам я каменный? Насилу сдерживаюсь! Очень я Забаву Путятишну люблю. Если бы не это, давно бы в воду прыгнул.
   Лишь сказал он слова эти, как зашатался листом осиновым, заплакал и, вскрикнув: "Простите, ребята, не выдержал!" - кинулся в бездну смородиновую.
   Вспенились воды, забурлили, потускнело солнце, заклубились тучи в небе ясном, гром ударил, сверкнула молния! И раздался из пучины смех царя морского, словно гул лавины горной раскатистый.
   Завертело плот, как щепку малую в океане-море безбрежном.
   То ли в реве волн не слышны стали песни русалочьи, то ли, Добрыню заполучив, ушли они на дно морское, только очнулись тут наши путешественники от влечения извращенного и осознали свое положение.
   - Пресвятая Богородица! - вскричал Алеша Попович. - Не дай рабам Твоим в стихии водной без покаяния сгинуть!
   - Даже с покаянием, все равно не дай! - уточнил его просьбу Иван.
   Тут гладь речная успокоилась, солнышко из-за тучи выглянуло.
   - Услышала меня Богородица! - умилился Алеша.
   - А что толку, - отозвался Илья, - не утонем, так с голоду помрем. Отвязать нас некому.
   Вдруг поверхность реки всколыхнулася, и прям из воды на плот выскочил молодец златокудрый с гуслями на лямке.
   Наши путешественники выпучили глаза.
   - Ты кто такой будешь? - подозрительно спросил Илья.
   - Садко буду, - ответил тот, вытряхивая из ушей и гуслей воду, - царя морского любимец. Богатый Гость - мое прозвище.
   - Пошто так? - поинтересовался Иван.
   - Купцом я на суше был, - объяснил вновь прибывший. - Царь морской меня приветил, обучил, как об заклад биться да выигрывать. Много я на том заработал, торговать стал, богатство нажил. Да выяснилось, что не без корысти царь меня одарил: вскорости к себе забрал - песни петь.
   - Слыхал я такую байку, - вмешался Илья.
   - Байку! - фыркнул Садко. - Тебе б такую байку! Сколько лет света белого не видел!
   - А теперь чего же тебя царь морской отпустил? - спросил Иван.
   - Богатырь тут утоп, Добрыней назвался, - объяснил Садко. - Приглянулся он царю морскому, тот мне отпуск и оформил кратковременный.
   - Добрынюшка! - горестно покачал головой Алеша. - Эх, Добрынюшка!
   - Когда ж его царь морской отпустит? - спросил Иван.
   - А черт его знает. Я вот седьмой год у него служу, а в отпуске впервые.
   - Да... - протянул Иван. И тут встрепенулся: - Слушай, Садко, чего ж мы с тобой в неудобности такой беседуем? Отвяжи ты нас.
   - А чего дадите?
   - Да ты что? Ужель плату за спасение взымешь?
   - А как же! Я ж купец по жизни. Задарма и пальцем не шевельну.
   - Ну ты!.. - начал было Иван, но Илья, смекнувши, что лучше плату платить, чем на дне речном гнить, опередил его.
   - Меч богатырский возьмешь?
   - Меч? - заинтересовался Садко. - Покажь.
   - Подойди да глянь.
   Садко опасливо приблизился к привязанным и вынул из ножен Ильи меч булатный.
   - Хорош, - одобрительно покачал он головой. - Камушки на рукояти самоцветные... Да только не цена это.
   - Пошто так? - удивился Илья.
   - Меч твой я и не отвязывая взять могу. Да вот уж и взял. Что сделаешь?
   - Ах ты тать бесчестный!
   - Брось, богатырь. Не серчай. Бизнес - такая, брат, штука... И самому стыдно, а что поделаешь... Посуди - отвяжу я вас, только меч получу; да и то, может, обратно отнимете. А не отвяжу - вон сколько у вас добра разного. И мечи, и щиты, и луки, и колчаны. Цены им нет!
   И Садко Богатый Гость, осыпаемый проклятиями богатырскими, принялся деловито пленников обирать да в кучку добро складывать. До Смолянина добравшись, сказал печально:
   - Что ж ты, добрый молодец, бедный такой? И взять-то с тебя нечего!
   - Да мне, чувак, и не нужно ничего, - ответил Смолянин искренне. - Я ж приезжий. А там, откуда я прибыл, все, что мне надобно, есть.
   Остановился Садко, призадумался. Ударил в гусельки да и пропел задушевно:
   Ой, как прав ты, чужеземец, хоть ты млад - да мудр.
   Не желай того, что есть, или сверх того!
   Через жадность я на дне морском мыкаюсь,
   Против волюшки служу в шутах гороховых.
   А на дне морском есть все, что мне надобно:
   Яства сладкие да девы красные,
   И от вас, богатырей, выкуп не нужен мне,
   То инстинкт взыграл частнособственнический...
   Он остановился и некоторое время в задумчивости молчал. Иван, пытаясь попасть ему в тон, пропел тихонько:
   Отпусти ж ты нас с Богом, по совести,
   Не марай своих рук ограблением...
   Садко встрепенулся, пелена туманная с глаз его спала, и он ответил без аккомпанемента:
   - Быстрый ты больно. Это я так, для красного словца. Душа у меня поэтическая. А ты этим воспользоваться решил. И не стыдно тебе? - Он укоризненно покачал головой. - Эх, чего говорить-то. Все люди одинаковые. Ладно, хватит уж нам лясы точить.
   И он вернулся к Смолянину:
   - Может, хоть колечко у тебя какое есть? Перстенек золотой, самоцветный...
   - Не могу я кольца носить, - ответил застенчиво Смолянин и растопырил перепончатые пальцы.
   - Что это у тебя? - спросил Садко с дрожью в голосе.
   - Так плавать удобнее, - ответил Смолянин.
   - Что ж ты, брат, сразу не сказал, что свой - водяной? Я б и думать не стал, отвязывать ли... Вы простите мне жадность непомерную! - обратился он к остальным. - Не со зла это я, не из корысти. У царя морского, окаянного, мой характер уж больно испортился.
   Вытирая слезы раскаяния, принялся он снимать с потерпевших путы, приговаривая:
   - Коль простить меня не пожелаете, отрубите постылую голову.
   Столь резкая в нем перемена показалась Ивану подозрительной. Но тут припомнилось ему, как давеча сошелся он с Емелей на том лишь основании, что тот, как и сам он, левшой оказался. И решил Иван подозрения отбросить.
   Богатыри, переводчик и кавказец принялись разминать затекшие руки и ноги. Садко, потупившись, уселся на ворох лиан.
   - Что с ним делать, казнить али миловать? - указал на него Илья, обращаясь к спутникам.
   - Не пристало спасителя наказывать, - ответил за всех Алеша Попович, находя в кучке сложенных Садко трофеев свой меч и вкладывая его в ножны. - Да сдается мне, и сам он раскаялся.
   На том и порешили.
   Причалив к острову Буяну, наши герои сняли с мачты скатерть-самобранку и, подкрепившись, принялись готовиться в дорогу.
   - А пойдем с нами, Садко Богатый Гость, - предложил Иван. - Зла на тебя мы не держим. Кто старое помянет, тому глаз вон. А мужик ты неплохой, видать.
   - Эх, ребята, - ответил тот. - И рад бы я к богатырским подвигам отправиться, так ведь жить без воды не могу уже. Словно не человек, а амфибия...
   Что ж делать. Попрощались они трогательно. Особенно долго жал Садко так поразившую его перепончатую руку Смолянина. Присели на дорожку да и в путь отправились.

Глава пятая,

   в которой молодой боян поет загадочную былину, а Илья наступает на горло собственным чувствам, за что те жестоко мстят
   Скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается. Шли-шли богатыри по острову Буяну да и проголодались.
   - А не пожевать ли нам бананчиков? - весело предложил Иван.
   - А пожевать! - дружно откликнулись Илья с Алешей. Мнение мудреца с толмачом спрашивать не стали. Хоть и проявил Кубатай нечаянный героизм, а Смолянин неуместный оптимизм, но все же до богатырей они еще не доросли.
   Раскинули богатыри скатерочку, постучали по ней требовательно, и объявились яства. Бананы, ананасы, киви, авокадо, огурцы соленые, сала шмат да медовухи жбан.
   Только собрались богатыри голод утолить, как из-за пригорка путник вышел. Насторожился Илья, Алеша за меч взялся, Кубатай сабелькой начал помахивать... Да вдруг Иван-дурак в путника вгляделся и радостно сообщил:
   - Богатыри! То - свой, я его на сходке боянской видел! Это боян Воха, что на гишпанском инструменте играет! Воха, иди сюда!
   Молодой боян подошел к ним. Гишпанский инструмент висел у него на груди, а за спиной была объемистая торба.
   - Откуда ты здесь, Воха?! - приветствовал его Иван. - На острове Буяне, вблизи царства Кащеева?
   Боян слегка смутился, но ответил с достоинством:
   - Какой же остров Буян, коль не идет по нему боян... А иду я из царства Кащеева. Ходил я к кикиморам да лешим, носил им из Киева сало да медовые пряники. Они мне за то грибков сушеных да огоньков болотных отсыпали. Продам я их на базаре киевском с выгодой, буду сидеть на лавочке да былины сочинять.
   - С нечистью торгуешь?! - возмутился Кубатай. - Мы, бояны, должны быть выше этого!
   - Что ж делать, кушать-то хочется, - вежливо ответил Воха, поглядывая на скатерть-самобранку.
   - Садись отведай нашего угощения! - гостеприимно предложил Иван.
   - Не откажусь, - согласился боян. - От самобранки не убудет, а мне накладных расходов меньше.
   Достав из-за голенища деревянную ложку, он принялся черпать медовуху, закусывая то огурчиком соленым, то бананом сладеньким. Илья хмуро уставился на бояна и вполголоса сказал:
   - Молодой да прыткий. Салабоны дедов равняют!
   - Оставь, Илья, - урезонил его Иван. - Он нам былинок споет свежих!
   - Это хорошо, это я люблю, - успокоился Илья, и друзья принялись уплетать кушанья.
   Когда самобранка опустела, Илья икнул и важно спросил:
   - Ну что, боян, потешишь стариков-защитничков песенкой?
   - А чё не потешить? - откликнулся насытившийся боян. - Про чё спеть вам? Про Соловья-разбойника?
   - Нет, - глухо прорычал Илья.
   - Может, про тварь морскую, медузой называемую, или про корабль пиратский, что к берегу пристать не может?
   Илья побагровел:
   - Что, боян, и песен у тебя нет нормальных?
   - Сымпровизируем, - сообразив, что дело пахнет рукопашной, заявил Воха. - Слушайте.
   Подергал он струны гитарные, посмотрел вдаль мечтательно да и запел:
   Василиса, Василиса, заварила ты дела,
   Самоцветные сережки вдруг Кащею отдала!
   А когда тебя прижало, стал Владимир ревновать,
   То пришлось тебе, Премудрой, дурака себе искать!
   
   Богатыри онемели. Алеша помотал головой и прошептал:
   - Он же тайны государственные разглашает! Откуда узнал?
   
   А боян пел дальше:
   Вот собрались в путь-дорогу, на кровавый лютый бой
   Илья Муромец, Алеша и Добрынюшка седой...
   - Не седой он! - заступился за друга Илья.
   - Для рифмы, - не прерывая музыки, сообщил боян. И продолжил:
   С ними наш герой любимый,
   Наш заслуженный дурак,
   Называть имен не будем, ясно, что Иван, и так.
   А еще два странных типа из заморских дальних стран,
   Смолянин, толмач известный, и крутой мудрец...
   - Имен не надо! - крикнул Кубатай, выхватывая саблю. Воха втянул голову в плечи и робко допел:
   - Пам-пам...
   - Так-то лучше, - отстояв свое инкогнито, заявил Кубатай, садясь на место. - Мог бы, между прочим, "боян" спеть - и в рифму было бы, и по сути верно. Эх, учить вас, молодых, не переучить...
   Оправившийся Воха продолжал:
   Много было приключений у героев на пути,
   И не все из приключений удалось им обойти.
   Вот, к примеру, чудо-юдо, что Кащей на них наслал.
   Где он только эту харю семимордую сыскал?
   Не брала урода сабля, не помог и кладенец,
   Но, по счастью, чудо-юдо в разговор втянул мудрец.
   Накидал вопросов кучу, перессорил семь голов,
   Вот и стало одним гадом лучше в меньшем из миров!
   - Чё-чё?! - оторопел Илья, а Кубатай грозно сдвинул брови. Воха торопливо запел заново:
   - Вот и стало одним гадом меньше в лучшем из миров!
   - Пойдет, - вынес вердикт Кубатай, и мир был восстановлен.
   А потом пришли к речушке, что Смородиной зовут,
   Быстро плот соорудили и сидят погоды ждут.
   Вот подул попутный ветер, вдаль отправился их плот,
   А русалки той порою затевали хоровод.
   Стали петь они зазывно, призывать богатырей,
   Чтобы...
   - Не надо! - хлопнул кулаком по скатерти Илья. - Не пой про Добрыню! И так на сердце горестно!
   - Тарам-пам-пам, тарам-пам-пам,
   Пам-пам-пам-пам, пам-пам-пам, - забормотал Воха. И вдруг изменившимся голосом заорал:
   Будь попрочнее старый таз,
   Длиннее был бы мой рассказ!
   - Какой таз? - поразился Иван. Смущенный Воха признался:
   - Да нет, это что-то другое. Я это в былину про пиратов вставлю... Слушайте дальше...
   - Дальше? - в один голос изумились богатыри. Но бояна уже несло:
   Встретили в пути бояна, с ним уселись пировать,
   Пару песенок послушать, удовольствие поймать.
   Но не в кайф пошли былинки, неугоден стал певец,
   Был он прочь с позором изгнан. Но и это не конец.
   Дальше встретили девицу, ту, что силой, аки слон.
   Ту, что поп Гапон коварный увести хотел в полон.
   Не поверили слезинкам на девических щеках,
   Пару прутьев из бамбука обломали впопыхах.
   Больно высекли красотку...
   Сердце, плачь! А горло - пой!
   Больно высекли... Илюша с той поры ушел в запой.
   Дальше в лес пришли дремучий, тут Алеша учудил:
   Богатырь, а как ребенок то, чего не надо, пил.
   А потом судьба коварно пошутила средь болот...
   И лишь трое из шестерки свой закончили поход.
   Но на подступах к Кащею приключилось черте чё!
   Не рискну я рассказать вам, что случилось с толмачом.
   И мудрец сменил обличье, стал пушистым и с хвостом,
   Впрочем, песня об Иване, мудрецы здесь ни при чем.
   Наш Иван с Кащеем бился, много сил потратил зря
   И решил, что фрукт любимый подкрепит богатыря...
   Зря Иван жевал бананы - не в бананах, видно, суть,
   Фрукт сей не залечит раны, не поможет отдохнуть.
   Кожура - другое дело, кожура - всему венец.
   Шкурку от банана смело примени - врагу конец!
   Наступила тишина. Нарушил ее Илья Муромец, привстав с места и тихо, но грозно сказав:
   - Так... Былинки хитроумные сочиняем... Подтексты да идейки в них вкладываем?
   - Какие идейки? - возмутился Воха, быстро закинул гитару за спину, засунул в карманы парочку авокадо и навьючил торбу. - Меня всегда ругают, что в былинах идей нет! Я первый раз в жизни идею в былину запихал!
   - И в последний, - задумчиво сказал Илья, извлекая из ножен меч.
   Воха торопливо зашагал от скатерти-самобранки, а удерживаемый спутниками Муромец орал ему вслед:
   - Интеллигенция! Вишь, беды нам пророчишь, молокосос! А сам сало за пределы Киева вывозишь! Подрываешь экономическую мощь страны!
   - Что ты так разъярился? - поинтересовался удивленный Иван, когда боян скрылся из поля зрения, а Илья немного поутих.
   - Суеверный я, - смущенно признался Муромец. - Не люблю, когда беду накликают... Как там он пел-то? Илюша с той поры ушел в запой... Ох боюсь...
   - Так ты не пей - и не сбудутся предсказания черные! - радостно заявил Смолянин. - Делов-то!
   - Не пить? - изумился Илья и добавил неуверенно: - Что ж, может, это и выход...
   Дальнейший путь протекал в тягостном молчании. Былина Вохина произвела на друзей впечатление неизгладимое. Алеша время от времени чесал затылок. Иван хмурился, а Илья повторял: "Я не пью. Я не пью. Я пью, но мало. Много, но не я".
   Дорога тем временем вела богатырей по местам живописным, сердцу ласковым. Ох, Русь, Русь! Кто тебя выдумал, раскрасавицу! Дай ответ! Не даешь ответа... Только тянутся вдоль дорог овсы высокие, березки белокурые да рощицы светлые, бамбуковые... И вольно дышится на родной стороне, и сердце покоем наливается, и петь хочется, да нет песни такой, что тебя достойна...
   - Богатыри! - раздался вдруг девичий голос. - Богатыри! Заступнички!
   - Начинается, - прошептал Илья, бледнея. - Девица! Сечь не будем, лучше сразу убьем!
   А к друзьям на лихом коне меж тем приблизилась девица-краса, уже знакомая читателю памятливому и ожидаемая читателем догадливым.
   - Алена! - ахнул Иван. - Предательница!
   - Не виноватая я! - вскрикнула Алена, гарцуя перед богатырями. - Он сам пришел!
   - Кто?
   - Гапон! Пришел и говорит: давай, Алена, продадим Русь-матушку! Я кочергу схватила, а он, лукавец, тряпку, сонным зельем напитанную, мне в рот сунул! Я и не устояла...
   - Врешь! - воскликнул Иван-дурак. - Сам видел, ты с Гапоном вместе на поле брани была, к лошади привязанная!
   Алена от возмущения на миг потеряла дар речи.
   - Так ведь привязанная! Пленница я была, а...
   - Пленница? Не знаю. Может, это маскировка хитрая, чтоб глаза нам отвести?
   - Ты дурак? - обреченно спросила Алена.
   - Да!
   - Так значит обязан быть смекалистым!
   Иван кивнул и неохотно признался:
   - Обязан-то обязан, но один раз любой ошибиться должен. Лучше уж я сейчас ошибусь, чем в схватке с Кащеем. Ребята, кто за то, чтобы считать Алену предательницей?
   Илья и Алеша подняли руки.
   - Кто воздержался?
   Мудрец с толмачом, переглянувшись, проголосовали.
   - Кто против? - Иван со вздохом поднял руку и изрек: - Принято большинством голосов. - Что ж, я не смею спорить. Вяжи ее, мужики!
   - Ой дурак! - завопила Алена, вынимая из-под подола кочергу. - Ну попробуйте, возьмите!
   И завязался лютый бой. Куда там печенегам да половцам! Земля дрожала от ударов кочерги и богатырских оплеух. Но вновь смекалка Алеши, находчивость Ивана, силушка Ильи и реплики Кубатая одержали верх.
   Алена была связана, стащена с коня и уложена на дорогу. Друзья сели рядом и стали грустно считать потери.
   Из потерь были в наличии: выбитый у Ильи зуб, слегка погнутый меч-кладенец и прикушенный мудрецом язык. Хитрый Попович, как всегда, вышел сухим из воды.
   - Что делать с ней будем? - вопросил Илья, грустно глядя на Алену.
   - Юбьем, - кровожадно, но косноязычно предложил Кубатай. - Язик я изя нее куснул.
   - Не беда, заживет, - похлопал мудреца по плечу Алеша. - Что, Илья, казним Алену?
   - Люба она мне, - вздохнул Илья. - Люба... Алена, пойдешь за меня?
   Алена хранила гордое молчание.
   - Есть в Киев-граде старый пруд, - задумчиво произнес Иван. - Каштаны там цветут. Бамбуки там цветут. И тут...
   - Предлагаешь чего? - полюбопытствовал Алеша.
   - Сорвать пару бамбучин да и высечь девку!
   - Ты что, предсказание забыл? - возмутился Илья.
   - А каков у нас выбор? Либо убить, либо высечь. Решай!
   Илья схватился за голову. Выбор давался ему нелегко.
   - Плюнь на суеверия! - обретая прежнюю сноровку, воскликнул Кубатай. - Я тоже за розги! Сперва погорячился, теперь самому стыдно. Высечем, да и дело с концом!
   Со вздохом поднявшись, Илья побрел к бамбуковой рощице. Отломил пару крепких бамбучин, вернулся к друзьям и с надеждой спросил:
   - Может, сказать чего хочешь, Алена?
   - Не ради тебя, суеверного, не ради друзей твоих жестокосердных! - гордо тряся головой, заявила Алена. - Ради Руси! Скажу! Гапон у Кащея советником стал! Науськивает его на Русь войной идти! Побейте Кащея, герои!
   - За предупреждение - спасибо, - рассудил Илья. - За патриотизм, пусть и запоздалый, будем сечь, не снимая юбки.
   Он помотал в воздухе бамбуковой хворостиной.
   - Может, не надо? - робко спросила Алена.
   - Надо, Алена, надо, - со вздохом ответил Илья. - Бери розгу, Алеша...
   - А? - промолвила Алена при первом ударе. - А... А. А! А-а-а!!!
   Работа спорилась. Иван-дурак громко отсчитывал удары, два богатыря секли пленницу, Кубатай рассказывал всем присутствующим историю телесных наказаний от первобытного общества и до наших, просвещенных, дней. Толмач Смолянин пугливо прикрывался рукой, нервно прихихикивая при каждом ударе.
   - Тридцать три! - воскликнул наконец Иван. - Довольно, друзья!
   Алеша, уже занесший хворостину для очередного удара, галантно приподнял Алену с земли и сказал:
   - Миледи, мы сожалеем, что причинили вам некоторые неудобства.
   - Какая я тебе, козел, миледи! - воскликнула со слезами Алена. - Видеть вас не хочу! Залезу на дуб, как папенька, да и помру там!
   - От чего помрешь-то? - жалостливо спросил Смолянин. - Ты ж свистеть не умеешь, богатыри тебя не обидят.
   - От голода! - отрезала Алена и направилась к ближайшему дубу.
   Друзья долго смотрели ей вслед. Потом Кубатай нарушил молчание:
   - Делу время, потехе - час. В путь?
   - В путь... - вяло откликнулись богатыри.
   Минут десять шли молча. Только Илья вздыхал да оглядывался назад. Потом спросил:
   - Иван, скажи, но ведь у нас не было другого выхода? Или высечь Алену, или казнить. Так?
   - В общем, да, - сказал Иван. - Правда... Ну, это не по-богатырски.
   - Чего не по-богатырски?
   - Можно еще было поверить Алене да и отпустить с миром, - признался Иван. - Но это бы весь драматизм напрочь убило.
   - Иван! - вскричал Илья. - Дай-ка самобраночку!
   - Зачем? - заподозрил неладное дурак.
   - Ты дай...
   Получив самобранку, Илья остановился.
   - Вам она уж не понадобится, недолго идти осталось. А мне все ж полегче.
   - Чего полегче?
   - На дубу с Аленой сидеть,- грустно признался Илья.- Будем с ней на брудершафт пить. Для примирения.
   - Дезертир! - ахнул Алеша.
   - Но-но! - возмутился Илья. - Сердцу не прикажешь! Наказали мы Алену, но не могу я ее так просто на дубу бросить. Залезу рядышком, расстелю самобраночку да и займусь перевоспитанием. Удачи вам, други!
   И, не оборачиваясь боле, двинулся он обратно.
   - Ну и дела, - растерянно сказал Алеша. - Вот как повернулось...

Глава шестая,

   в которой наши друзья сначала чуть было не лишились Алеши Поповича, а потом - таки лишились его
   Следующим препятствием на пути к замку Кащееву стал лес дремучий, вековой. Как из-под земли вырос он перед нашими путниками. И хоть не видно было окрест ничего подозрительного, каждому не по себе стало.
   - Кубатай, - обратился Иван к кавказцу, - может быть... это... - тут он вспомнил Князевы речи мудреные. - Мы пойдем другим путем?
   - Нет, - ответил Кубатай. И всё. Спорить было явно бесполезно.
   - Пить хочу, - пожаловался Алеша.
   - Потерпим, - ответил Иван, обходя здоровенный мухомор. - Спешить надо.
   - Вот всегда вы так, - обиженно сказал Алеша и в сердцах рубанул мечом по стволу дерева. Дерево рухнуло, оставив торчащий из земли пень метра полтора в обхвате.
   И тут путники остановились. Навстречу, держась на задних лапах, шел медведь. Иван взялся за булаву, но по тому, как хмуро и лениво двигался зверь, почувствовал, что никаких враждебных действий тот предпринимать не склонен.
   И действительно. Не обращая на людей ни малейшего внимания, медведь прошел мимо. За плечами его висела котомка. Поравнявшись с оставленным Алешей пнем, животное спросило само себя:
   - Может, сяду на пенек да съем пирожок?
   Из котомки высунулась пара давно не мытых косичек.
   - Высоко сижу, далеко гляжу! Не садись на пенек, не ешь пирожок!
   - Вот глазастая, - огорчился медведь и поплелся дальше.
   - Тупой, - сочувственно заметил Смолянин. И путники двинулись своей дорогою.
   В земле стали видны глубокие следы, наполненные зеленовато-коричневой водой.
   - Пить хочу, - снова пожаловался Алеша, отставая от остальных. Не успел Иван ему ответить, как услышал за спиной жадное бульканье.
   Иван обернулся. Припав к земле, Алеша жадно пил воду из углубления. Почуяв недоброе и вспомнив Вохино предсказание, Иван крикнул:
   - Не пей, Алешенька!
   Но было поздно. На том месте, где только что был богатырь былинный, теперь стоял козленочек беленький.
   - Ме-е-е, - сказал он виновато и, повиливая куцым хвостиком, подбежал к остальным.
   - Что же ты наделал, Алешенька? - горестно вскричал Иван. - Один ты, богатырь, со мной оставался, а с этими-то басурманами, - кивнул он на Кубатая со Смолянином, - куда ж я пойду теперь? Как с Кащеем воевать буду?
   - Не печалься, Ванечка, - ответил козленок человеческим голосом. - Слышал я про такие истории. Да забыл. Это Бабы-яги проделки. Двинемся дальше, авось встретим ее, расколдовать заставим.
   - А коли не встретим?
   - Искать надо, - заявил Кубатай.
   - Так сроки, сроки поджимают! - напомнил Иван истерически. Замолчал, а потом, приняв решение, сказал твердо:
   - Два часа нам на поиски. Найдем - хорошо. Не найдем - один к Кащею пойду. А вы с Алешей останетесь.
   - Брось, Ванечка, - блеющим голоском молвил козленок. - Идите втроем на Кащея, не пропаду!
   Тут из глубины леса раздался грозный звериный рык. Козленок, жалобно хныкая, припал к земле.
   - Молчал бы уж! Богатырь... - язвительно сказал Иван. - "Не пропаду я..." Айда Ягу искать. И смотри не отставай ни на шаг.
   Сперва козленок послушно семенил возле Ивана. Но вскоре стал забегать вперед и возвращаться, держа в зубах то василек голубенький, то земляничку и блея восторженно: "Ванечка, Ванечка, глянь какой цветочек!" - или: "Откушайте ягодки, добры молодцы!.."
   Иван скрипел зубами, но помалкивал. Недосуг ему было с козленком несмышленым пререкаться. Другая кручина одолевала его: легко сказать, "два часа на поиски", да где искать-то ее - Бабу-ягу?
   Тягостное молчание прервал Кубатай:
   - Насколько я помню русский фольклор, а память у меня отменная, Баба-яга непрерывно топит печь и готовит себе обед из того или иного персонажа. Думаю, следует внимательно осмотреться, нет ли поблизости дыма. Между прочим, способом передачи информации посредством дыма пользовались в древности североамериканские индейцы... - Он вдруг неуместно хихикнул. - И африканские пигмеи.
   Иван прервал его ударом себя по лбу. Уважительно глянув на Кубатая, сказал:
   - И вправду, мудрец ты великий.
   Путники огляделись. Какова же была их радость, когда невдалеке над деревьями они увидели струящийся к небу сизый дымок.
   Боясь, что дымок исчезнет, Иван, Кубатай, Смолянин и козленочек Алеша с полкилометра проделали бегом и выскочили на мрачноватую, устланную мхом поляну.
   Переминаясь с одной куриной лапы на другую, посреди поляны стояла изба. Из избы доносились возбужденные голоса: один старческий, надтреснутый, другой совсем детский, но с хитрецой.
   - Что ты руки-ноги растопыриваешь? - сварливо бормотал старческий голос. - Ты мне обед срываешь. А у меня диета, между прочим.
   - Да не пойму я ничего, бабушка,- отвечал детский.- Я стараюсь, да не выходит у меня.
   - Ну, давай еще раз. На счет "три" быстро руки-ноги сгибаешь, голову опускаешь. Понял?
   - Понял, бабушка.
   - Приготовились! Раз! Два! Три! Тьфу ты, бестолочь... Я же сказала, на счет "три"! А ты на "два" скрючился, а на "три" обратно растопырился!
   - Да не умею я считать, бабушка! Я же маленький!
   - Что маленький, это да. Это плохо... - задумчиво произнес старческий голос. Но закончил бодро: - Зато, наверное, вкусненький.
   - Может, ты меня подкормишь, подождешь, пока вырасту, а?
   - Кончай, Ивашка, демагогию разводить! Кормить его, понимаешь ли... Сама есть хочу. Поехали!
   Секунд десять из-за двери слышалось только неясное бормотание и громыхание листового железа. Наконец Баба-яга взвизгнула: - Опять? Опять, да?!
   - Глупый я, бабушка! А ты жизнь прожила, умом богата стала. Ты покажь, как делать надо, - я и повторю!
   - Чему вас только в школе учат! - польщенно пробормотала Баба-яга. - Ладно, слазь! Вот. Вот так садишься, вот так руки прижимаешь, вот так ноги, башку опускаешь...
   Иван понял, что еще мгновение, и Ивашка Бабу-ягу зажарит. И тогда некому будет Алешу расколдовывать. Богатырским ударом он вышиб дверь избушки и с криком: - Погодь, Ивашка! - запрыгнул внутрь.
   - А вот и ужин явился! - всплеснула руками сидящая на огромной лопате косматая седая старуха.
   - Я тебе покажу ужин! Ты у меня на всю жизнь наешься! - вскричал Иван, занося над ее головой меч-кладенец, Кейсероллом даренный.
   - Ай! - взвизгнула Баба-яга, закрывая лицо скрюченными пальцами. - На старого человека руку поднимаешь! И не стыдно тебе?
   Воспользовавшись суматохой, Ивашка выпустил из рук черенок лопаты и метнулся к выходу.
   - Обед, обед убегает! - истошно завопила старуха.
   - До обеда ли тебе, бабуся? - насмешливо сказал
   Иван, приставляя ей к горлу клинок. - Превращай козленка в богатыря, не то избушке твоей быстро ноги пообломаю, а потом и тебя прирежу, не помилую.
   - Щас, щас, щас, - старуха торопливо выдернула из головы волосок, порвала его, что-то прошептала и сказала, заискивающе улыбаясь: - Готово, о сильнейший из богатырей! Гуляй себе с миром!
   Иван усмехнулся, вложил меч в ножны и, шагнув к двери, спрыгнул на землю. Возле избы стояли трое. Смолянин с открытым ртом и озадаченный Кубатай разглядывали совершенно незнакомого белобрысого богатыря. Тот и сам с удивлением себя оглядывал.
   Озверевший Иван ворвался обратно в избушку.
   - Что ж ты делаешь, змея старая? В кого ты козленочка превратила?
   - Как в кого, терпеливейший из терпеливых? - выпучила глаза Баба-яга. - В богатыря, как и велено!
   - Так ведь не в какого попало богатыря надо, а в Алешу Поповича!
   - Сразу бы говорил, - сварливо протянула старуха, снова выдернула волосок, дунула, плюнула и что-то прошептала.
   Иван выглянул из избы. Смолянин и Кубатай тискали в объятиях Алешу.
   - Вот спасибо тебе, бабушка, - сказал Иван обрадованно. - До свиданьица. Здоровье берегите.
   И снова из дверей на землю спрыгнул.
   - Больно молодежь нынче вежливая пошла! - крикнула ему вслед Баба-яга саркастически. Однако герои наши уже спешили прочь. - Ну погоди, Иван, - злорадно пробормотала старуха. - До болота только доберись.
   Но и этого наши путники не слышали. А минут через пятнадцать и вправду поравнялись с трясиной.
   - Насколько я осведомлен, - сказал Кубатай, - прямо за этим болотом расположена лабора... замок Кащея расположен.
   - Да ну? - обрадовался Иван. - Ужель так скоро добрались?
   - Ме-е-е... - проблеял Алеша. Испуганно потряс головой, перекрестился, а затем снова осторожно открыл рот, чтобы все же сказать то, что собирался: - Скоро-то скоро, а как через болото переберемся?
   - Да, незадача, - вздохнул Иван и почесал затылок. - Мистер Кубатай, а вы что предложите?
   - Почему "мистер"? - удивился Кубатай.
   - Так, к слову пришлось.
   - Что я могу предложить? - переспросил Кубатай задумчиво. - Могу ли я... Хочу ли я... Как ты меня назвал? Мистер? Ха! Что ж, безвыходных ситуаций не существует! Следует использовать воздушные шары! Дело мне знакомое!
   - Что это еще за шары такие? - подозрительно спросил Алеша.
   - Воздушный шар есть некий объем, заполненный горячим воздухом или же иным легким газом, - объяснил Кубатай, подняв вверх палец.
   - О ком "об ём"? - неодобрительно полюбопытствовал Алеша.
   - Не "о ком", а объем! - с легким раздражением объяснил Кубатай. - Ну, например, большой мешок из кожи или плотной ткани.
   - У нас ни того, ни другого нет, - заметил Иван.
   - Разве только лягушек через соломинку надувать, - предложил Алеша. - А чё? Старинная забава молодецкая,- продолжал он, увлекаясь. - Берешь соломинку, вставляешь лягушке в...
   - Лягушки не подойдут, - перебил его Кубатай, - объем маловат.
   - О ком "об ём"-то? - взвился Алеша. - Нет, Вань, ты послушай только нехристя нашего!
   А Кубатай пробормотал, почему-то хихикнув:
   - Объем - он и в Африке объем...
   - Заткнись, Алеша, - грубо осадил Иван Поповича.
   - Ну как хотите, - обиделся Алеша и замолк. А Иван вспомнил историю Алешиной женитьбы и подумал: "Несладко, видать, царевне жилось".
   Паузу нарушил Смолянин:
   - Кстати, о лягушках! А может, это... с кочки на кочку? Как прыгоходы... - подмигнул он Кубатаю.
   - А ежели кочки на середине кончатся? - мстительно спросил Алеша. - Тогда как?
   Смолянин только пожал плечами.
   - У тебя другие предложения есть? - спросил Алешу Иван.
   Тот отрицательно покачал головой.
   - Ну а коли так, - сказал Иван, - тогда поскакали.
   И они вприпрыжку двинулись дальше. Только спасенные Кубатаем от надувательства лягушки с кваканьем разлетались в стороны. Долго нашим героям скакать пришлось. Да что плохо - ни присесть, ни скатерочку раскинуть. А еще хуже то, что, когда уж и лес из виду исчез и неясно стало, куда возвращаться, сбылись самые худшие Алешины опасения. Кончились кочки болотные, и простерлась перед ними топь сплошная, зыбучая.
   - Приплыли, - объявил Смолянин мрачно.
   - Ой. простите меня, друзья мои сердечные! - вскричал Иван, преисполнившись раскаяния. - Не послушал я Алешу, завел неведомо куда! Тут, видать, и головы нам сложить суждено.
   - Не спеши нас хоронить, Ваня, - остановил его Алеша. - Авось не пропадем.
   - Как же, не пропадем. Кубатай, мудрец, одна ты у нас надежда и опора! Что делать, как действовать?
   Кубатай беспомощно огляделся, потом придал лицу значительное выражение и, приосанившись, заявил:
   - В случае полной безвыходности ситуации следует взывать о помощи.
   - Эх, - махнул рукой Иван. - Утешил, нечего сказать. К кому тут взывать-то?
   И крикнул насмешливо:
   - Ау!
   - Ау! - то ли эхо отозвалось, то ли кто крикнул в ответ. Хотя скорее все же второе - потому как голос ответивший был женским. Иван насторожился.
   - Ты эхо? - крикнул он с надеждой на обратное.
   - Не-а, - отозвался некто.
   - Где ж ты есть? - возликовал Иван.
   - Здеся я, - раздалось совсем близко, и из-за кочки позади него высунулось зеленое глазастое девичье личико.
   - Кто ты, девица крас... э-э-э... зеленая?! - вскричал Иван радостно.
   - Русалки мы болотные, - кокетливо заявила та, продолжая опасливо выглядывать из-за кочки.
   - Кикимора! - догадался Алеша.
   - Фу, какой невежливый, - поморщилась та. - Говорю же - русалки мы, только воды проточной не уважаем.
   - Зовут-то тебя как, русалка болотная? - поинтересовался Иван, боясь, что та, обидевшись, исчезнет снова, и что есть мочи подмигнул Алеше.
   - Лизаветой звать, - жеманно ответила кикимора, поднимаясь и выходя из-за кочки. - Для своих - Лиза я. - И глазки потупила.
   - Бедная Лиза, - сказал Алеша жалостливо. - Ты ж промокла вся.
   - Какой миленький, - хихикнула Лиза, осторожно коснулась Алешиной кольчуги и тут же пальчик отдернула. - Что мокрая, то это, мон шер, для меня удовольствие одно. А за участие - мерси тебе, добрый молодец. - И книксен сделала.
   Алеша неожиданно порозовел и ответил тихо:
   - Я не добрый молодец, а богатырь. Алешей кличут.
   Кикимора всплеснула руками:
   - Ах, пардон, пардон, не извольте гневаться... Уж не Поповичем ли Алешей вы будете?
   - Им, - признался Алеша, краснея еще гуще.
   Во время этого диалога Иван, Кубатай и Смолянин почувствовали себя неловко. Так, словно незваными в чужую комнату вошли.
   - Кхе! - кашлянул Иван, чтобы привлечь к себе внимание.
   - Ой, что это я все разговариваю, разговариваю, - засуетилась кикимора. - Вы ж устали небось с дороги, кушать хотите?
   - Спасибо, Лизавета, но не голодны мы, - ответил Иван как мог галантно. - К Кащею мы идем. Биться. Не проводишь ли?
   - Все что хочешь проси, мон шер, только не этого, - молвила кикимора. - Уж коли попали сюда - считай пропали.
   - А пошто так? Ты выведи!
   - Выведу, и опять одной век коротать? Лучше я вас к себе на дно затяну. Будем там жить-поживать, песенки распевать, в преферанс поигрывать. Глядишь, и приглянусь кому из вас. А он - мне, стало быть. И кикиморы, между прочим, любить умеют.
   - Лиза, не губи! - взмолился Иван. - Хочешь - топи нас, только на обратном пути. А с Кащеем сразиться мы должны.
   Кикимора насупилась, что-то в уме прикидывая, потом сказала решительно:
   - Значит, так. Оставьте мне Алешу-богатыря, остальных выведу. Возвращаться будете, там и порешим, отпущу я его аль наоборот - и вас к себе заберу!
   - Да ты что, Лиза, мелешь-то? - возмутился Иван. - Как же мы Алешу оставить можем? Да и сам он не согласится!
   - Эх, была не была, - торопливо сказал Алеша. - Жена у меня оказалась лягушкой, будет теперь кикимора в подружках. Ступайте, братцы. На обратном пути свидимся.
   - Оревуар, стало быть! - радостно взвизгнула кикимора и тут же с Алешей вместе в топь и провалилась. А перед оставшимися путниками вздыбились из болота кочки одна за одной, прямой линией на сухое выводящие. Как ни тяжко было Ивану Алешу оставлять, да не время горевать. Смахнул он слезу да и поскакал по кочкам. Следом - Смолянин, а за ним и Кубатай, сабелькой басурманской позвякивая.